Томми Яуд - Ни хрена я не должен! [Манифест против угрызений совести]

– Да, зато, когда жена спит, я смотрю под одеялом баскетбол в телефоне!

Тут глаза сержанта наполнились слезами. Он быстро отвернулся и исчез в туалете.

40 ЦЕНТОВ, КОТОРЫЕ ИЗМЕНИЛИ МОЮ ЖИЗНЬ

Был назначен смешной залог в 100 долларов, видимо, из чистого сострадания. С собой у меня было ровно 99,60. Но, когда я позвонил домой и вполголоса описал жене мое положение, она отказалась привезти в участок недостающие 40 центов.

Можете вы себе представить мое состояние? Копы писались от смеха. Конечно, я сразу получил прозвище «40 центов». Пришлось сдать телефон, ценные вещи и остаться на ночь. Железная кровать, толчок без крышки – все, что раньше доводилось видеть только в кино, по полной программе. Я вцепился в решетку и заорал:

– Эй! Сейчас же выпустите меня, черт возьми! У меня полная задница дел!

Тут один из офицеров подошел и произнес мне прямо в лицо:

– Что такое, 40 центов?

– Э-э… мне надо разобрать бардак в гараже, постирать рубашку для работы, полить газон. Еще собрать спортивную сумку. К тому же мы приглашены к Андерсонам – чтоб они провалились, – но мой долг быть там.

Офицер поморщился и сказал то, что повернуло всю мою жизнь вспять:

– Послушай, что я тебе скажу. Ты должен 40 центов? Да? Так вот. Ни хрена ты не должен!

В ТЮРЬМЕ Я ПОЧУВСТВОВАЛ ЗАПАХ СВОБОДЫ

Я ошарашенно кивнул и сел на койку со странным, до сих пор незнакомым чувством. Это было чувство невероятного, утешительного облегчения, которое теплом разливалось внутри меня. Очевидная истина вдруг раскрылась передо мной со всей ясностью.

Мне не нужнобыло домой.

А значит, прибираться, стирать и тащится к чертовым Андерсонам тоже было не нужно. Теперь я был вообще больше ничего не должен, даже заходить в «Фейсбук», тем более что телефон был конфискован.

Чем дольше эти мысли владели мной, тем светлее становилось на душе, и наконец, мое лицо вдруг посетила широкая улыбка.

Именно в тюремной камере впервые за долгое время я почувствовал себя свободным.

Офицер был прав, сказав: «Ни хрена ты не должен!» И, успокоенный, я проспал семь часов подряд, несмотря на шум, жесткое ложе и яркий свет. Уже где-то утром меня разбудил скрип тяжелой решетчатой двери, и послышался грубый голос:

– 40 центов?

– Да.

– Выметайся!

ЕСТЬ ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

От моей ночной эйфории почти ничего не осталось, когда из свободы тюремной клетки мне вновь пришлось шагнуть в плен моей жалкой жизни.

Я задумчиво щурился на мягком утреннем солнце. Неужели в тесной тюремной камере жизнь может казаться счастливее, чем на просторах родного города? Смятение было столь сильным, что мои ноги невольно перешли на бег.

С каждым шагом возникали все новые вопросы:

1) Должен ли я оставаться с женщиной, которая не захотела привезти сорок центов, чтобы освободить меня?

2) Действительно ли мне необходимо мучиться на тренажере, давиться смузи из капусты и отказываться от мяса?

3) Тащиться на эту работу, которая никому не приносила ни радости, ни пользы?

4) Считать учительниц, коллег жены, клевыми?

5) Красить этот дурацкий забор и прибирать в гараже?

Тут мне вспомнилось, что Конченый Вэйн всегда говорил в таких случаях:

– Знаешь, Шон, это просто жизнь.

– Может быть, – шептал я, ускоряя бег, – но только не моя.

ОНА БЫЛА ПРЕКРАСНА

Я бежал и думал, думал и бежал. Бежал так долго, как, возможно, ни один американец не бегал, – больше четверти часа. Вдруг передо мной возникли огромные чугунные ворота, которые прервали мой кросс. Занесло в какую-то промзону? Но тут на воротах обнаружилась вывеска.

Значит, моя глубокая задумчивость привела мои ноги к специализированному магазину для домашних пивоварен.

Движимый любопытством, я вошел во двор. Маленькая женщина с черными короткими волосами провезла мимо меня на тележке мешки с солодом и сгрузила их рядом с витриной. Заметив меня, она коротко улыбнулась. А у меня чуть не остановилось сердце, когда я взглянул на эту витрину. Как маленький мальчик, я стоял и пялился на нее. Никогда в жизни не видел ничего более красивого. Работница заметила это, подошла ко мне, и мы вместе стали смотреть.

– Это хуммель, устройство для пивоварения из Германии.

– Из Германии? Вот это круто! Я… я на одну восьмую… немец. – Меня охватил приступ заикания. – Меня зовут… Шон.

– Очень приятно, – улыбнулась женщина. – Карен. На одну шестнадцатую ирландка.

И ВДРУГ ПОЯВИЛАСЬ ЭТА МАГИЧЕСКАЯ СИЛА

Вечером состоялась неизбежная ссора с женой.

В то время как Вэйн поздравлял меня с отсидкой и гениальным приобретением устройства для пивоварения, Триша подкатила к обеденному столу, где мы сидели, и уперла свои могучие руки в передник. Как всегда, когда она злилась, в ее голосе появились командные нотки:

– Что это за медная штука в гараже, Шон?

Немного испуганно я взглянул на нее снизу вверх. Она учащенно дышала, ее щеки были красные и потные.

– Это пивоварня.

– Пивоварня?

– Она из Германии. Так же как моя прабабушка.

Женушка подвинула к себе один из наших безвкусных стульев и уселась рядом со мной.

– Я не знаю, что такое пивоварня, Шон!

– В ней варят пиво, – ответил я, немного нервничая.

– Что с тобой случилось, Шон? – ледяным тоном спросила она. – Сначала ты за моей спиной позволяешь избить себя, потом арестовать, а теперь покупаешь какую-то дурацкую безделушку. Ты долженсейчас же отнести эту штуку обратно!

На несколько секунд в кухне воцарилась тишина, только холодильник гудел. Но тут в памяти возник круглый офицер и его слова, которые он мне бросил сквозь решетку. В этот момент мне вдруг стало все безразлично.

– Знаешь, что я должен, дорогая? Ни хрена я не должен!

Я ИСПОЛЬЗОВАЛ СИЛУ ОДНОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ

Мои друзья до сих пор не верят, но эта короткая фраза положила конец нашему десятилетнему браку. Не было никакого скандала, никаких препираний. Супруга сказала спокойно и просто: «Поняла». И встала.

В тот же вечер она ушла от меня. Это было непостижимо. Я даже не заметил, как ее вещи исчезли в машине лучшей подруги, настолько быстро все случилось.