Мэриэнн Пауэр - Какая чушь [Как 12 книг по психологии сначала разрушили мою жизнь, а потом собрали ее заново] [litres]

Я не пошла по единственному, по словам Брене, действительно работающему пути: связь с другими. Демонстрация настоящей себя людям, которые любят и принимают нас, со всеми нашими бородавками и так далее.

Пути уязвимости.

Брене пишет: «Если мы поделимся своей историей с кем-то, кто ответит на нее эмпатией и пониманием, стыд этого не переживет».

Поэтому Брене не очень любит термины «селф-хелп» или «саморазвитие».

«Я не понимаю, что это значит, – говорит она в одном интервью. – Я не думаю, что мы можем делать это в одиночку. Исцеление приходит от того, что вы делитесь своей историей с кем-то, кто достоин ее услышать».

Она была права. Я увидела, что делала все неправильно. Я не могла справиться со всем этим в одиночку. Я провела всю свою жизнь, говоря себе, что я сильная и мне никто не нужен, но оказалось, что это не так.

Было невероятно страшно показывать настоящую себя людям в Хоффмане, но это именно то, что мне было нужно. Меня принимали и любили со всеми моими соплями и слезами, так, как еще никогда не принимали и не любили. Я этого не осознавала, но это было именно то, в чем нуждался каждый человек на земле. Не новые джинсы, не новая работа, не новый дом, не новый бойфренд и не новая машина, а чувство любви и принадлежности.

Брене пишет в своей ранней книге, «Дары несовершенства»: «Глубокое чувство любви и принадлежности – это безусловная потребность любой женщины, мужчины и ребенка. Мы биологически, умственно, физически и духовно привязаны к тому, чтобы любить, быть любимыми и принадлежать. Когда эти потребности не удовлетворяются, мы начинаем функционировать не так, как нужно. Мы ломаемся. Мы разрушаемся. Мы заглушаем свои чувства. Мы испытываем боль. Мы причиняем боль другим. Мы болеем».

Я провела всю жизнь, ломаясь, заглушая чувства, испытывая боль и заболевая. Жизнь в одиночку. Пришло время остановиться, с помощью Брене Браун – и моих друзей.

Брене много пишет о друзьях: «Я ношу в кошельке маленький листочек бумаги, на котором написаны имена всех людей, чье мнение для меня важно. Чтобы оказаться в этом списке, вам нужно любить все мои сильные и слабые стороны… Вам нужно любить и уважать то, что я совершенно не крутая».

Она называет их своими «друзьями дела»: это люди, которым она может позвонить посреди ночи, и они придут и сделают все, что она скажет, без лишних вопросов.

Я скучала по Саре. Больше всего на свете я хотела вернуться в паб с липким полом, пить и смеяться с ней. Она любила меня такой, какая я есть. Она заставляла меня смеяться над моими недостатками.

С ней я чувствовала себя на миллион долларов даже в прыщах и с похмелья.

Она знала меня. Действительно, по-настоящему знала. И я тоже ее знала. Я знала, что она гораздо более чувствительная, чем показывает. Что она верит в Бога и что она ко всем очень добра. Я знала, что она считает избегание людей одним из худших грехов. Она из тех, кто заводит дружбу с гардеробщицей и с неловкой коллегой, которая держится в сторонке на вечеринке. Она окружает их любовью и юмором, и вот они уже танцуют вместе, и Сара заставляет их почувствовать себя самыми остроумными и обворожительными девушками в комнате.

Я внезапно осознала, что сделала с Сарой самое худшее. Я избавилась от нее. Я выгнала ее из своей новой жизни. Я решила, что должна стать лучше в одиночку – но на самом деле все было наоборот. Ты можешь стать лучше только с другими людьми.

Я должна была позвонить ей, но испугалась. Я так долго это откладывала. Что я скажу?

«Привет, прости меня.»? И что потом? Что, если она повесит трубку? Или будет молчать? Или скажет мне, какая я корова?

Целых два дня я брала в руки телефон и придумывала причину, по которой мне не стоит звонить ей. Какую-нибудь работу. Путешествие на почту. Срочный звонок маме. Наконец, в воскресенье днем, одна в кровати, я взяла телефон и набрала ее номер. Номер, который я набирала миллионы раз.

У меня тряслись руки. Я не знала, что сказать.

Он звонил. И звонил. Потом включился автоответчик. Я услышала ее голос. Яркий. Веселый. Я запаниковала и повесила трубку, не оставив сообщения.

Я представила, как она смотрит на мое имя на телефоне и жмет «игнорировать». Я представила ее на диване со Стивом. Больше всего на свете я хотела быть там с ней, заказать индийскую еду, посмотреть фильм и заснуть прямо на диване, напившись вина и молока. Внезапно я так сильно по ней соскучилась, что мне почти стало больно. Как я могла быть такой идиоткой? Такой холодной?

Я написала: «Я была такой идиоткой. Пожалуйста, прости меня. Я скучаю. М.»

Весь остаток вечера я не могла усидеть на месте. Я так испугалась того, что она ответит, что выключила телефон. Потом включила его. Потом снова выключила. Включила. Выключила. Включила. Никакого ответа. На следующее утро я подскочила в 7 часов и проверила телефон. Все еще ничего.

– Дай ей время, – сказала Рейчел за завтраком. – Давай пойдем погуляем.

Мы пошли по улице Хит и дошли до пруда, в который прыгали пятнадцать месяцев назад. Пара матрон среднего возраста плыли брассом. Энергия и оптимизм, которые я почувствовала после того заплыва в первый же день своей селф-хелп-миссии, казалось, теперь были за миллион миль от меня.

– Хочешь искупаться? – предложила Рейчел.

– Мы же не взяли купальники.

– У них всегда есть запасные в раздевалках.

Я знала, что, возможно, должна была это сделать, просто чтобы продолжать заставлять себя двигаться вперед, выходить из зоны комфорта. Снова. Но мне не хотелось.

– Нет, не хочу простудиться. Пойдем лучше пообедаем.

Мы пообедали в St John. Я смотрела на нормальных людей, друзей, семьи, которые были заняты нормальными делами, ели вместе, пили вино, читали газеты, и чувствовала блаженство. Несколько месяцев назад, когда я планировала свои похороны, я бы подумала, что все эти люди бегут от чего-то, прячутся, но сейчас это скорее было похоже на счастье. Это и есть сама жизнь. Друзья сидят вместе и общаются.

Когда я была где-то на середине своего ягненка, завибрировал телефон. Я полезла в сумку.

Это была Сара. Меня охватила паника.

– Что она сказала? – спросила Рейчел.

– Я не знаю.

– Давай, читай.

– Я боюсь.

– Ну давай же.

Я открыла сообщение. Там была фотография женщины в огромном вязаном комбинезоне с капюшоном.

Под ней была надпись: «Увидела это пару недель назад и захотела отправить тебе, но потом вспомнила, что мы вроде как теперь заклятые враги… Давай не будем ими. Мне больше нравилось, когда мы были друзьями».

Я вскрикнула и подскочила на стуле.

Передала Рейчел телефон.

Она ничего не поняла.

– Однажды зимой мы ездили вместе в Ирландию, и там было так холодно, что я спала в куртке и трех свитерах. С тех пор она все время шлет мне фотографии терможилетов и кальсон.