Денис Байгужин - Сука. Роль, которую продиктовала жизнь

«Хотя… – произнесла внутри себя я, – никто ведь не отрицает вероятность прошлых жизней. Может, и правда мы уже были знакомы ранее, но встретились спустя десятилетия. Кто знает, предположим».

Противоречия. Джейн – пушистая, ласковая кошка, которая может впиться когтями в свою добычу и беспрепятственно отразить ответное нападение. На протяжении года меня мучил вопрос, кто она такая. Между нами много общего, она так же одинока, как и я. Отличаемся мы тем, что я не пользуюсь социальными сетями, вообще. В определенный момент потребность выкладывать фотографии в Instagram отпала сама, а затем я удалила все свои аккаунты. Публичность и блогерство часто выбирают те, кто хочет компенсировать дефицит общения. Не говорю про всех блогеров, но это точно про Джейн. Она ищет не короткие эмоциональные вспышки, а глубокую душевную привязанность, преданность, искренность, глубину.

Мы ищем эти качества, но натыкаемся на ложь, манипуляции и вранье. Наблюдается тренд на естественность, в котором люди склонны искать хоть каплю утраченного. Вместо еды – синтетические перекусы, вместо чистого звучания музыкальных инструментов – монотонная долбежка, вместо отношений – взаимная эксплуатация. В таких условиях нужно не искать натуральность, а приспосабливаться к тому синтетическому миру, который уже есть, и нарушать правила ради своей выгоды.

«Так и сделаем. Отомстим ей, да?»

«Да, да», – соглашаюсь я.

В ее доме я провела две недели, и с каждым днем болтовня по телефону и каждодневный просмотр видеороликов все больше и больше надоедали. По вечерам я разжигаю камин, сажусь перед ним в кресло-мешок, беру в руки ноутбук или книгу. Когда устаю от восприятия информации, я начинаю созерцать огонь. Никаких мыслей. Простое занятие, но я его запомнила. Пламя то собирается воедино, то разобщается и исчезает, колышется под воздействием ветра. Цвет меняется от красного и ярко-желтого к бледно-фиолетовому. Перед тем как принять важное решение, я становлюсь на удивление чувствительной и в то же время сосредоточенной.

Голоса в моей голове утихают, и открывается путь к звукам. Вслушиваюсь в них, в эти колебания и вибрации, определяю силу и нахожу их источник. Такие моменты становятся незабываемыми, хотя это происходит редко. В эти мгновения растворяются все мысли и остается только рассматривать открывающуюся новую картину. Стираются грани между упорством, сосредоточенностью на достижении цели и тотальным безразличием. Звезды в те дни становятся на удивление близкими, и каждая обладает своим уникальным цветом и, как мне кажется, звуком. Хочется насладиться этим, но некогда – нужно успеть сделать все в течение пяти часов, пока голоса не вернулись.

Глава 2

Я облокотилась на парту и, уткнувшись в словарик, вспоминала иностранные слова и их перевод. И вдруг мне в лицо попадает что-то холодное и противное. Фу, что это? Тряпка. Я в смятении озираюсь по сторонам, раздается смех. Я бросаю ее обратно толстому однокласснику, уже и не помню, как его зовут. Для меня они все как одна огромная серая масса, даже тряпку я уважаю больше, чем одноклассников. Орудие пролетело над головой у полного мальчика, который, негодуя, рявкнул: «А я тут при чем?»

Ноги уносят меня с места, и я сама не замечаю, как оказываюсь в туалете, словно между классом и туалетом был тоннель, по которому я беспрепятственно пролетела, хотя препятствия на пути все же были. У доски стоял еще один мальчик из моего класса и пытался сдвинуть два передних стола так, чтобы преградить мне дорогу и перекрыть выход из помещения.

Я пролезла под партами – с физической подготовкой у меня проблем не было. Другой одноклассник тем временем схватил ведро, в котором промывают тряпки после меловой доски, и поставил над моей головой, показывая, что он выплеснет его содержимое на меня. Я схватила ведро и толкнула одноклассника так, что полетели брызги. Мои чистые блузка и юбка намокли, к ним прилипли разбухшие кусочки бумаги, да и рубашка одноклассника тоже вся промокла, что спровоцировало хохот остальных ребят, находящихся в классе. Не люблю, когда смеются надо мной. Я закрыла лицо руками и выбежала в этот самый тоннель.

«Они получат по заслугам! Они заплатят за это! Пусть сейчас мне некуда идти и некому доверять и я совершенно разочаровалась в учителях». Я обращалась и к директору школы, и ко всему педагогическому составу, но им было все равно. Одна учительница так и сказала: «Меня не интересует совершенно ничего, кроме вашего образования. Конфликты решайте сами». Они заняты исключительно своими бумажками, а на будущее людей им наплевать! Сейчас бы я назвала их консьержками, потому что они зарабатывают себе на жизнь, а значит, работают только ради того, чтобы не сдохнуть от голода. «Может, сегодняшний день для меня последний из-за того, что они вовремя меня не выслушали», – думала я.

Я знала одно: доверять никому нельзя. Этому меня научила бабушка. По ее рекомендации я построила между собой и миром воображаемую стену. Время от времени возникало желание пойти и посмотреть, что за этой стеной, но я тут же представляла, как бабушка бьет меня по рукам со словами: «Кто ж тебя вытаскивать-то будет из всего того дерьма, что ты натворишь?» Я с детства знала несколько правил. Первое: что бы ты ни задумала, нужны деньги, а денег у тебя нет; на чужую поддержку не рассчитывай, не будь попрошайкой. Второе: доверять никому нельзя, потому что каждый может предать.

Я хотела попробовать доверять и одновременно звала на помощь весь мир, я кричала, но меня никто не слышал из-за непроницаемой стены, которую я сама себе возвела. Но полностью изолироваться от мира не получалось. Иногда воображаемая высокая стена взрывалась. Такое происходило редко, но все-таки бывало. Оставаясь на какое-то время без этой стены, я словно появлялась голой в людном месте: по моему лицу было отчетливо видно, в каком настроении я нахожусь. Иногда я даже завидовала неодушевленным предметам – карандашам и кистям – из-за того, что они такие бесчувственные и никто не может причинить им страдания.

Я посмотрела в разбитое зеркало туалета и увидела красное воспаленное лицо, и без того ужасное, покрытое прыщами. В уголках глаз остались белые пятна, судя по всему, от грязи. Я снова умылась и посмотрела в зеркало в надежде на то, что там окажется другой человек. Но нет, все та же чумазая физиономия. Мыло в пластмассовой мыльнице размокло и стало размазней, потому что туда кто-то налил воды. Я была похожа на это мыло, такая же аморфная и бесформенная, и каждый мог бы взять меня в руки и слепить все, что вздумается. Но придет время, и этому настанет конец.

Салфеток и туалетной бумаги как всегда не было, поэтому пришлось вырывать листы из тетради, чтобы высморкаться. Скамейки тоже не было предусмотрено, поэтому я уселась на холодный бетонный пол и уткнулась лицом в колени. Послышались шаги.