Ильва Эстбю - Это мой конёк. Наука запоминания и забывания

К счастью, воспоминания доступны нам даже тогда, когда мы не находимся там, где произошли сами события. Аквалангисты готовы поделиться с нами поразительными впечатлениями от погружения — они тем временем уже переместились на сушу.

Нейронные сети нашей памяти, или рыболовная сеть воспоминаний, приносят пользу не только тогда, когда дело касается обстановки.

Самые крепкие сети мы сплетаем сами, когда запоминаем то, что действительно хорошо понимаем или что имеет для нас особое значение. Если мы проявляем жгучий интерес к какой-то теме, например к дайвингу, нам проще запоминать новую информацию, связанную именно с ней, а не с тем, о чем нам мало что известно. Все дело в том, что у нас уже есть обширная нейронная сеть воспоминаний для размещения знаний, а кроме того — дополнительная мотивация. У нас как бы появляется дополнительная нейронная сеть благодаря нашей собственной вовлеченности — память вообще эгоистична. Воспоминания цепляются за то, что касается нас самих, что мы чувствуем, чего хотим . Жаль, но то, что нам необходимо запомнить, просто ужасно неинтересно!

Другие ученые проводили разные эксперименты, связанные с контекстно-зависимой памятью. Запомним ли мы то, что выучим во время прыжка с парашютом? Ученые пришли к выводу, что уровень стресса во время прыжка так высок, что сводит влияние контекста к нулю. Вероятно, в этом нет ничего странного: уровень адреналина повышается настолько, что мы плохо воспринимаем обстановку — а значит, опереться памяти не на что. Чуть более приземленным и приближенным к практике был эксперимент, во время которого ученые тестировали студентов-медиков: легче ли им вспоминать полученные знания в том же помещении, где они их получали? Помещением в эксперименте служили и обычные аудитории, и операционные, где студенты надевали спецодежду. К счастью для их будущих пациентов, в результате эксперимента были выявлены минимальные различия, поэтому студенты вполне способны вести врачебную практику за пределами учебного заведения.

Проводя эксперимент в «Гюльте», мы разделили аквалангистов на две группы. Мы проверим на суше, сколько слов из 25 запомнили под водой испытуемые из первой; вторая группа и заучивала, и вспоминала слова под водой.

Выбравшись из воды, пятеро пловцов из первой группы стаскивают с себя маски и ласты, отстегивают тяжелые баллоны с кислородом и, расставив ноги, усаживаются на скамейку у стены дайвинг-центра.

Результаты они показывают очень слабые.

Один из них помнит лишь слова первого этапа теста — его результат нулевой. Лучший из испытуемых помнит 13 слов списка, увиденного под водой, но и этот результат хуже, чем показатели теста на суше. В среднем по результатам первого теста, проводившегося в помещении дайвинг-центра, испытуемые помнили 8,6 слова.

«Пока я был под водой, мне казалось, я все помню, а затем я вышел на берег, и мою голову словно подменили — я все забыл», — делится впечатлениями один из аквалангистов.

В среднем, выйдя на сушу из воды, испытуемые вспомнили 4,4 слова.

Снять с себя ласты, пройти по дорожке от причала до здания дайвинг-центра, отцепить баллон с кислородом, взять листок бумаги — может быть, все это смешало мысли и стерло воспоминания из памяти? Дункан Годден и Алан Бэддели рассматривали такую возможность и проверяли, способен ли процесс перемещения по суше повлиять на результат. Одна группа водолазов заучила слова на суше, затем совершала погружение и выходила на поверхность — ее сравнили с группой испытуемых, которые учили слова на суше, затем некоторое время ждали, но не двигались. Группа, совершавшая погружение, вспомнила слова так же, как те, кто все время просидел на одном месте. Следовательно, необходимость перемещения никак не объясняла тот факт, что водолазы, учившие слова под водой, на суше их вспоминали хуже.

Где-то на глубине водолазы из второй группы достали свои фонарики и специальные блокноты, чтобы писать под водой. К поверхности убегают пузырьки воздуха, глубина — 15–16 метров, а наши испытуемые неловко перебирают в руках ламинированные листы бумаги с 25 новыми словами. В темноте они собрались в круг и крепко держат в руках фонарики — их лучи разрезают толщу воды после каждого движения испытуемых. Как и те слова, что они учили на суше, эти по большей части односложные: короткие, конкретные — и испытуемым легко писать их в перчатках.

Эта группа в среднем запомнила 9,2 слова из 25 во время теста в помещении дайвинг-центра. Что же произойдет, когда они попытаются и выучить, и вспомнить 25 слов под водой? Поднимаясь к поверхности, пузыри медленно увеличиваются, а мы тем временем уже давно насквозь промокли и стоим на причале, сжимая в руках бумажные стаканчики с кофе. Даже чайки сегодня сидят дома.

Аквалангисты спокойны: они задержались на глубине нескольких метров, перед тем как вынырнуть. Все утро напряжение нарастало, смешиваясь с желанием выпить теплого какао и надеть сухие носки. В прошлогодней траве лежат комья старого снега. Пловцы, напротив, сегодняшним погружением довольны и с гордостью протягивают нам свои записи.

Мы просматриваем результаты и понимаем: нам удалось полностью повторить эксперимент 1970-х гг., до мельчайших подробностей. Аквалангисты, заучивавшие и вспоминавшие слова под водой, в среднем запомнили 8,4 слова — под водой их память показала почти столь же хорошие результаты, как и на суше. Им не помешали такие факторы, как более высокое давление, смесь газов, маски, гидрокостюмы и звук дыхания, тысячи пузырей, уносящихся к поверхности, тусклый свет от фонариков, мечущийся по дну, плохая видимость, гидроперчатки, в которых трудно держать ручку, и специальные блокноты. По результатам знаменитого эксперимента 1970-х гг. эффект контекста прослеживается четко: водолазы вспоминали под водой гораздо больше слов, если и запоминали их тоже под водой. Их память показала почти столь же высокие результаты, как и во время эксперимента на суше. Вот что мы увидели: когда пловцы оказались под водой, они почувствовали себя в знакомой обстановке — это и помогло им выучить список слов, а воспоминания появились как бы сами по себе, как картины на экране.

Ходом эксперимента руководила Катерина Каттанео. У нее 30-летний опыт погружений, и ей удалось побывать на глубине более 60 метров. Для нее это простое погружение, температура воды была комфортной, рассказывает она, забираясь после окончания эксперимента на причал и снимая с себя маску. За ее спиной февральский дождь покрывает рябью поверхность фьорда.

«Здесь я никогда не видела морских коньков, — говорит она. — На Мадейре мне попались два — крошечные, очень милые, они качались на волнах, цепляясь хвостиками за водоросли. Но сильное течение отнесло меня от них. Я их видела лишь мельком».