Бессел ван дер Колк - Тело помнит все [Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть]

Мы находимся на грани того, чтобы стать обществом, которое осознает всю глубину проблемы психологической травмы. Практически каждый день кто-то из моих коллег публикует очередной отчет о том, как травма нарушает работу разума, мозга и всего тела. НДО-исследование (неблагоприятный детский опыт, про него подробно рассказывалось в одной из глав. – Прим. пер. ) показало, что пережитое в раннем детстве насилие подрывает здоровье и навыки социального взаимодействия. Джеймс Хекман получил Нобелевскую премию за доказательство того, как много можно сэкономить денег за счет раннего вмешательства в жизни детей из бедных и неблагополучных семей: больше детей будут заканчивать школу, уровень преступности и безработицы снизится, а в семьях и на улице станет меньше насилия. По всему миру я встречаю людей, которые серьезно относятся к этим данным и безустанно работают, разрабатывая и применяя все более эффективные методы оказания помощи таким детям, будь то преданные своему делу учителя, социальные работники, врачи, психотерапевты, медсестры, общественные деятели, театральные режиссеры, тюремные надзиратели, полицейские или инструкторы по медитации. Если вы дошли со мной до этой страницы моей книги, то тоже стали частью этого сообщества.

Достижения в области нейробиологии позволили нам лучше понять, как психологическая травма сказывается на развитии мозга, саморегуляции, а также способности уделять сосредоточенное внимание и быть в гармонии с окружающими. С помощью передовых методов нейровизуализации мы смогли определить, где именно ПТСР зарождается в человеческом мозге, что позволило нам понять, почему травмированные люди замыкаются в себе, почему у них вызывают неприятные реакции различные световые сигналы и звуки, а также почему они выходят из себя или закрываются в ответ на малейшую провокацию. Мы узнали, как в течение жизни наш опыт меняет структуру и функции мозга – и даже воздействует на гены, которые мы передаем своим детям. Понимание многих процессов, связанных с травматическим стрессом, позволило разработать множество терапевтических методов, способных снова вернуть к жизни участки мозга, отвечающие за саморегуляцию, самовосприятие и внимание. Теперь мы умеем не только лечить психологическую травму, но и все больше учимся ее предотвращать.

И тем не менее после посещения очередной панихиды по расстрелянному из машины подростку из преступного района Бостона либо после прочтения очередной статьи про сокращение финансирования школ в бедных городах я чувствую себя на грани отчаяния. Во многих смыслах мы словно движемся в обратном направлении, когда принимаются такие меры, как безжалостное лишение конгрессом продуктовых талонов детей, чьи родители безработные или сидят в тюрьме; когда в некоторых районах противятся всеобщему медицинскому обслуживанию; когда психиатрия упорно отказывается видеть связь между психическими и социальными проблемами; когда правительство отказывается запретить продажу оружия, чьей единственной целью является убийство огромного количества людей, а также когда считается нормальным заключать в тюрьмы изрядную часть населения страны, пуская под откос их жизни, равно как и значительные финансовые ресурсы.

Любые обсуждения ПТСР по-прежнему, как правило, вращаются вокруг вернувшихся с войны солдат, жертв террористических взрывов либо людей, выживших в ужасных катастрофах. Вместе с тем психологическая травма остается куда более масштабной проблемой здравоохранения – пожалуй, наибольшей угрозой благополучию нашей нации. С 2001 года гораздо больше американцев погибли от рук своих родителей или других членов семьи, чем в войнах в Ираке и Афганистане. Американские женщины в два раза чаще становятся жертвами домашнего насилия, чем рака груди. По оценкам Американской академии психиатрии, огнестрельное оружие убивает в два раза больше детей, чем рак. По всему Бостону я вижу билборды, рекламирующие Фонд Джимми, борющийся с детским раком, а также кампании по сбору средств на исследование рака груди или лейкемии, однако при этом не предпринимается никаких масштабных усилий, чтобы помочь детям и взрослым справиться со своим страхом, гневом и апатией, являющимися предсказуемыми последствиями психологической травмы.

Когда я выступаю с лекциями на тему психологической травмы и ее лечения, участники порой просят меня оставить в стороне политику и ограничиться обсуждением нейробиологии и методов лечения. Хотелось бы мне отделить психологическую травму от политики, однако пока мы продолжаем отрицать и лечить только травму, игнорируя при этом ее причины, мы обречены на провал. В современном мире здоровье и безопасность человека определяются не столько генетическим, сколько почтовым кодом. Доходы людей, отношения в семье, жилье, работа и возможности получения образования влияют не только на вероятность развития у них посттравматического стресса, но и на возможность получения помощи в борьбе с ним. Нищета, безработица, плохие школы, социальная изоляция, повсеместная доступность огнестрельного оружия, ужасные условия проживания – все это является благодатной почвой для развития психологической травмы. Травма порождает новые травмы; люди, которых кто-то обидел, сами причиняют вред другим.

Я никогда не забуду, как стал свидетелем процесса исцеления от коллективной травмы в рамках работы Комиссии по поиску истины и примирению в Южной Африке, основным принципом которой является «Убунту» – слово, в переводе с языка коса означающее мир, в котором все связаны между собой. Согласно идеологии Убунту, исцеление невозможно без признания нашей общей человечности и коллективной судьбы.

Мы все являемся глубоко социальными существами – наш мозг заточен на то, чтобы работать и развиваться сообща. Травма разрушает систему социального взаимодействия, создавая преграды для сотрудничества, заботы и способности быть полноценным членом общества. В этой книге мы видели, как много психических проблем, начиная с наркотической зависимости до склонности к самоповреждению, связаны с неспособностью справиться с невыносимыми из-за нехватки человеческого контакта и поддержки эмоциями. Тем не менее учреждения, которые занимаются травмированными детьми и взрослыми, слишком часто обходят стороной систему эмоционального взаимодействия, лежащую в основе нашей сущности, вместо этого делая упор на исправлении «неправильного мышления», а также на подавлении неприятных эмоций и проблемного поведения.

Люди могут научиться контролировать и менять свое поведение, но только лишь если они чувствуют себя достаточно безопасно, чтобы экспериментировать с новыми решениями. Тело все помнит: если травма закодирована в телесных ощущениях, то наша первостепенная задача – это помочь людям выйти из состояния «бей или беги», изменить свое восприятие опасности и научиться управлять своими отношениями.