Лори Готтлиб - Вы хотите поговорить об этом? Психотерапевт. Ее клиенты. И правда, которую мы скрываем от других и самих себя

Почему люди так с собой поступают? Потому что влечение, которое они испытывают, чувствуя что-то похожее на «дом», с трудом позволяет им отделить свои взрослые желания от детского опыта. Их жутковатым образом тянет к партнерам с характеристиками родителя, который каким-то образом вредил им. В начале отношений эти признаки будут едва заметны, но у нашего подсознания есть чуткий радар, неподвластный разуму. Это не значит, что люди хотят, чтобы им опять вредили. Они хотят справиться с ситуацией, в которой чувствовали себя беспомощно, будучи детьми. Фрейд называл это «навязчивым повторением». Подсознание думает: «Может быть, в этот раз я смогу все переиграть и залечить старую рану, вступив в контакт с кем-то знакомым – но неизвестным» . Единственная проблема в следующем: выбор знакомых партнеров гарантированно ведет к противоположному результату – раны снова начинают кровоточить, а люди чувствуют себя еще более неадекватными и непривлекательными.

Мы этого совершенно не сознаем. Шарлотта, например, говорила, что ищет надежного партнера, способного на близость, но каждый раз, когда она встречала кого-то «ее типа», наступал полнейший хаос и разочарование. И наоборот: после недавнего свидания с парнем, который, казалось, обладал многими качествами, которые она хотела видеть в партнере, она пришла на сессию и доложила: «Все очень плохо, вообще никакой химии». Для ее подсознания его эмоциональная стабильность была слишком чуждой.

Психотерапевт Терри Реал описал наше повторяющееся поведение как «интернализованную семью, из которой мы произошли; наш репертуар родственных тем». Людям нет нужды рассказывать свои истории словами, потому что они всегда разыгрывают их для вас. Часто они проецируют негативные ожидания на психотерапевта, но если специалист им не соответствует, то этот «корректирующий эмоциональный опыт» со значимой и доброжелательной личностью меняет пациентов: оказывается, что мир не такой, как их семья. Если Шарлотта проработает со мной свои сложные чувства по отношению к родителям, она внезапно обнаружит, что ее привлекает другой тип, дающий незнакомый опыт, который она ищет в сочувствующем, надежном и зрелом партнере. Но пока каждый раз, когда она встречает свободного парня, который может ответить ей взаимностью, ее подсознание отвергает его стабильность как «неинтересное». Быть любимой для нее по-прежнему тревожно, а не радостно или спокойно.

И все идет своим чередом. Такой же парень, другое имя, такой же исход.

– Вы видели ее? – спрашивает Шарлотта о женщине, которая пришла на психотерапию с Чуваком. – Это наверняка его подружка.

Я мельком видела их: они сидели на соседних стульях, но никак не взаимодействовали. Как и Чувак, девушка была высокой, с густыми темными волосами. Я подумала, что она могла быть ему и сестрой, пришедшей с ним на семейную психотерапию. Но Шарлотта, наверное, была права: больше похоже на девушку.

А сейчас, на сегодняшней сессии – через два месяца после того, как подружка Чувака появилась в приемной, – Шарлотта снова говорит, что я ее убью. Я перебираю в уме возможные варианты; первый из них – она переспала с Чуваком, зная о девушке. Я представляю, как та дама и Чувак сидят в приемной вместе с Шарлоттой, и девушка понятия не имеет, что у этих двоих что-то было. Как девушка постепенно прозревает и бросает Чувака, давая свободу Шарлотте и ему. Как Шарлотта делает в отношениях то же, что и всегда (избегает близости), а Чувак делает что-то свое (это одному Майку известно), и все это заканчивается фееричным разрывом.

Но я ошибаюсь. Сегодня Шарлотта думает, что я ее убью, потому что накануне вечером, когда она выходила с работы на свою первую встречу к Анонимным Алкоголикам, коллеги пригласили ее выпить – и она согласилась, потому что решила, что это отличная возможность наладить неформальные отношения. Потом она говорит, без намека на иронию, что выпила слишком много, потому что была расстроена тем, что не пошла на встречу АА.

– Боже, – говорит она. – Я себя ненавижу.

Однажды куратор сказал мне, что каждый психотерапевт когда-нибудь встречает пациента, который похож на него как две капли воды. Когда Шарлотта вошла в мой кабинет, я знала, что она такой пациент – почти. Она была близнецом меня двадцатилетней.

Это не значит, что мы похожи внешне или одинаково негативно мыслим или ведем себя. Шарлотта пришла ко мне через три года после окончания колледжа, и со стороны все выглядело хорошо: у нее были друзья и отличная работа в сфере финансов, она сама оплачивала счета. На деле же она не была уверена насчет дальнейшего продвижения по карьерному пути, конфликтовала с родителями и чувствовала себя потерянной. Я не перебарщивала с алкоголем и не спала с незнакомыми людьми, но я тоже прожила это десятилетие, словно слепая.

Может казаться логичным, что если вы идентифицируете себя с пациенткой, то работа движется легче, потому что вы интуитивно ее понимаете. Но во многих смыслах подобная идентификация лишь усложняет задачу. Я должна быть максимально бдительной на наших сессиях, чтобы быть уверенной, что вижу в Шарлотте отдельную личность, а не младшую версию себя, в которую можно вернуться и все исправить. Мне сложнее, чем с другими пациентами, удержаться от соблазна вклиниться и подвести ее к сути, когда она ерзает в кресле, рассказывает несвязную историю и заканчивает требованием, закамуфлированным под вопрос: «Разве мой менеджер поступает разумно ?» или «Можете поверить , что моя соседка это сказала?»

Однако в свои двадцать пять Шарлотта испытывает боль, а не сожаление. У нее, в отличие от меня, не было кризиса среднего возраста. Она, в отличие от Риты, не навредила своим детям и не вышла замуж за абьюзера. Время на ее стороне, если использовать его с умом.

Шарлотта не считала себя зависимой, когда впервые пришла с жалобами на депрессию и тревожность. Она пила, по ее настойчивым убеждениям, «пару бокалов вина» каждый вечер, чтобы «расслабиться». (Я немедленно воспользовалась стандартным психотерапевтическим подсчетом, срабатывающим всякий раз, когда кто-то защищается, говоря об алкоголе или наркотиках в своей жизни: о каком бы количестве ни шла речь, удвой его.)

В итоге я узнала, что Шарлотта каждый вечер выпивает примерно три четверти бутылки вина, перед которой иногда еще идет коктейль (или два). Она говорила, что никогда не выпивает днем («кроме выходных, – добавляла она, – потому что хештег бранч») и редко появляется пьяной на людях, выработав за многие годы устойчивость к алкоголю, но иногда ей трудно вспомнить происходившие события и детали на следующий день после употребления спиртного.