Адам Грант - План Б: Как пережить несчастье, собраться с силами и снова ощутить радость жизни

Я стала членом клуба, в который никто не вступает по своей воле, – клуба, о существовании которого до своего вынужденного вступления я даже не подозревала. Спустя девять дней после смерти Дэйва я пошла на футбольный матч своей дочери и заметила на трибуне свободное место рядом с семидесятилетней бабушкой ее подруги Джо Шеферд. Несколько десятилетий назад Джо тоже осталась одна после смерти мужа и вырастила двоих детей. Инстинктивно я догадалась, что это место оставлено для меня. Я села, и не успели мы сказать друг другу и нескольких слов, как я почувствовала, что меня полностью понимают. На завтраке с партнерами в Facebook клиентка, которую я никогда раньше не видела, сказала мне, что только что потеряла брата. Все закончилось тем, что мы сидели в углу и плакали вместе.

Многие люди, не пережившие потерь, даже кое-кто из самых близких друзей, не знали, что сказать мне и моим детям. Было сразу заметно, что им некомфортно находиться рядом с нами, особенно в сравнении с тем, как легко мы общались раньше. Это как слон, присутствия которого в комнате никто не признает, и это начало разрушать мои отношения с людьми. Если друг не спрашивает меня, как я, значит ли это, что ему все равно? Может быть, он и правда не видит следов огромных ног и куч навоза?

Адам с уверенностью сказал мне, что люди хотят говорить, просто не знают как. Я не была в этом так уверена. Друзья спрашивали: «Как твои дела?» – но я воспринимала это как стандартное приветствие, а не как искренний вопрос. Мне хотелось закричать в ответ: «А ты как думаешь, у меня только что муж умер!» Я не знала, как реагировать на любезности. Не считая этого, как вам понравилась пьеса, миссис Линкольн?

В самых разных культурах принято скрывать негативные эмоции. В Китае и Японии идеальным эмоциональным состоянием считается спокойствие и собранность. В Соединенных Штатах приветствуется воодушевление (OMG!) и энтузиазм (LOL!). Как пишет психолог Дэвид Карузо, «по стандартам американской культуры на вопрос "Как дела?" мало ответить просто: "Хорошо". Нужно сказать: "Превосходно!"». Дальше Карузо добавляет: «Это постоянное стремление скрыть под маской подлинные глубинные чувства». Признаться в том, что тебе плохо, «почти неприемлемо».

Анна Квиндлен выражается более поэтично. По ее словам, «скорбь – это шепот снаружи и грохот внутри. О скорби не принято говорить больше, чем о сексе, вере и даже самой смерти, породившей ее, общество игнорирует ее, не считая нескольких моментов на похоронах, которые проходят слишком быстро».

Слон следовал за мной и в офисе. Я всегда дружелюбно относилась к коллегам, особенно в Facebook, где сама миссия компании заключается в том, чтобы сделать мир более открытым и наполненным связями. Наша культура это отражает: все мы сидим в общем помещении, где каждый может подойти и поговорить с кем угодно. Разговоры, в том числе личные, происходят часто и открыто.

Вначале возвращение на работу дало мне некое ощущение нормальности. Но вскоре я обнаружила, что дела идут не так, как обычно. Я всегда поощряла своих сотрудников к тому, чтобы быть на работе самими собой, раскрывать свою личность полностью, но теперь моя собственная «личность» была чертовски безрадостна. Мне было сложно говорить о Дэйве с друзьями, а на работе с коллегами это представлялось еще менее вероятным. Поэтому я молчала. И они молчали. Большинство моих взаимодействий с людьми на работе стали холодными, отстраненными и скованными. Бродя по штаб-квартире Facebook, я начинала чувствовать себя призраком, одновременно пугающим и невидимым. В моменты, когда я больше не могла этого выносить, я искала убежища в переговорной у Марка. Я говорила ему, что боюсь утратить личные связи с коллегами. Он понимал мои страхи, но утверждал, что я неправильно интерпретирую их реакцию. Он сказал, что они хотят быть ближе ко мне, но не знают, что нужно говорить.

Глубокое одиночество, которое я ощущала в своей скорби, усугублялось этими повседневными взаимодействиями, которые, как мне казалось, только отдаляли меня от людей, и я чувствовала себя все хуже и хуже. Я подумала, не стоит ли везде носить с собой игрушечного слона, но не была уверена, что все поймут намек. Я знала, что у людей самые лучшие побуждения, что те, кто не говорит ничего, стараются не касаться больной темы, а те, кто говорит не то, просто пытаются меня утешить. Я сама прежде бывала на их месте – они сейчас делали то же самое, что делала в таких случаях и я. С самыми добрыми намерениями я пыталась вселить в своих страдающих друзей оптимизм, внушить им бодрость духа, чтобы они побороли свои страхи. Ну да, я вижу в комнате серое животное, но это не слон – мне кажется, это скорее похоже на мышь. Теперь я поняла, что просто выдавала желаемое за действительное, из-за чего люди еще острее чувствовали, что их не понимают.

Традиционно у иудеев период траура по супругу длится месяц. Ближе к концу этого срока я стала задумываться о том, чтобы написать о своих чувствах в Facebook. Я излила душу в посте, но сначала не собиралась им делиться – это было слишком лично, слишком сыро, слишком откровенно. Но в конце концов решила, что от этого едва ли может стать еще хуже, а может, наоборот, станет чуточку лучше. Рано утром, пока не передумала, я нажала «Опубликовать».

Мое послание начиналось с описания пустоты и того, как легко ты можешь утонуть в ней. Я говорила о том, что впервые в жизни поняла смысл молитвы «Не дай мне умереть, пока я еще жива». Хватаясь за спасательный трос, я писала о том, как мне хочется найти смысл и выплыть из этой пустоты. Я благодарила родных и друзей, которые помогали мне в эти невозможные первые недели. Потом я сделала то, что было так сложно сделать лицом к лицу с друзьями и коллегами: рассказала о том, как ранят обычные приветствия типа «Как дела?», потому что люди, произносящие их, словно бы не признают, что случилось что-то значительное. Я подчеркнула, что, если бы вместо этого люди спрашивали «Как ты себя чувствуешь сегодня?», это показывало бы, что они понимают, как трудно мне дается каждый день.

Эффект от моего поста был моментальным. Друзья, соседи и коллеги начали «говорить о слоне». На меня посыпались письма со словами вроде: «Я представляю, как это тяжело. Я все время думаю о тебе и твоих детях».

Реагировали и незнакомые люди со всего мира, и благодаря этому я тоже стала чувствовать себя в меньшей изоляции. Молодая мать писала мне из отделения неонатальной интенсивной терапии о том, что потеряла одного из своих новорожденных близнецов и теперь ей нужно найти в себе силы для того, чтобы подарить выжившему прекрасную жизнь. Молодой мужчина накануне дня, который должен был стать третьей годовщиной его свадьбы, прислал мне свое свадебное фото. Он потерял жену, но она изменила его жизнь, и он пообещал в память о ней помогать женщинам добиваться успеха в мире, где доминируют мужчины. Чужие люди утешали друг друга. Десятки людей написали теплые слова поддержки матери, потерявшей одного из близнецов. Десятки людей подбадривали молодого вдовца. И нередко друзья писали друг другу о том, что даже не знали об их потерях и жалеют, что не были рядом, чтобы помочь. Люди предлагали сочувствие и делились собственным опытом, но общее послание было совершенно ясным: как написал один мужчина, несмотря на то, что для многих из нас план А неосуществим, мы все же не одиноки.