Джонатан Готтшалл - Как сторителлинг сделал нас людьми

Когда моя дочь Аннабель объявила, что она станет принцессой, когда вырастет, я попытался схитрить: «Знаешь, ты можешь быть и кем-то другим; например, доктором». «Хорошо, – отвечала она, – я буду принцессой и доктором. И мамочкой». Тогда я улыбнулся и ответил: «Ладно».

Откуда в детских играх берутся кровь и слезы? Возможно, ребенка впечатляют самые обыкновенные сказки: в классических историях братьев Гримм героев преследуют ведьмы-людоедки и настигает ужасная смерть, а злые волки наспех заглатывают невинных поросят; Золушка – сирота, а ее отвратительные сестры отрезают куски собственных ног, чтобы втиснуть их в крошечный хрустальный башмачок (и это не считая того, что в финале птицы выклюют им глаза). В первое издание сборника была включена сказка под названием «Как дети играли в мясника» (How the Children Played Butcher with Each Other); привожу ее текст:

Один человек зарезал свинью, и его дети видели это. После обеда они стали играть, и один сказал другому: «Ты будешь поросенком, а я мясником». Он схватил нож и вонзил его в шею своего брата. Их мать в это время была в доме и купала младшего ребенка; спустившись на крики, она увидела, что произошло, выдернула нож из шеи сына и в ярости всадила его в сердце первого сына. Затем она бросилась обратно, чтобы проверить, что делает последний ребенок, но оказалось, что за время ее отсутствия он утонул. Женщина впала в такое отчаяние, что отказывалась от всех утешений и наконец повесилась. Когда вечером того же дня ее муж вернулся домой и узнал о произошедшем, он обезумел от горя и вскоре умер [72] Tatar 2003. P. 247. .

Простейшие детские стишки и колыбельные обычно повествуют о плохом: колыбельки с детьми падают с верхушек деревьев, маленькие мальчики калечат собак, живущая в башмаке старая женщина жестоко избивает своих голодающих детей, а слепых мышей изрубают в куски ножами для разделки мяса. Кто-то подсчитал [73] Russell 1991. P. 74. , что в одном из подобных сборников упоминаются восемь убийств, два удушения, одна казнь через отсечение головы, семь случаев потери конечностей, четырежды ломаются кости и так далее. Было проведено исследование [74] Davies et al. 2004. , которое показало, что в современной детской телепередаче насчитывается пять сцен насилия в час, в то время как при чтении сказок этот показатель вырастает до пятидесяти двух.

Рис. 10. Иллюстрация к с тарой английской сказке «Колдунья и золото»

Современные сказки подвергаются гораздо более жесткой цензуре, однако и в них встречаются сомнительные эпизоды. Например, я читал своим дочерям ту версию «Золушки», в которой не упоминались добровольные увечья старших сестер, однако все варианты этого сюжета так или иначе обращаются к куда более страшной вещи: потерявшая любящих родителей девочка попадает в семью, которая ни во что ее не ставит.

Являются ли все бури и беды детских фантазий лишь отражением того, что мы читаем своему ребенку на ночь? Нетландия так или иначе небезопасна – происходит ли это потому, что в любой сказке есть намек на таящуюся угрозу?

Даже если мы выясним это, возникнет следующий вопрос: почему все истории, которые создает вид Homo sapiens , концентрируются на какой-либо проблеме?

Думаю, что здесь кроется важнейший ключ к разгадке тайны воображения.

Один мужчина и его трехлетняя дочь отправились в магазин. Девочка по имени Лили, одетая в свое лучшее платье в цветочек, развевавшееся при движении, держала указательный палец отца в левой руке; в потном кулачке правой она сжимала список покупок. Отец толкал тележку по ряду со злаковыми продуктами. Ее почти сломанное левое переднее колесо скрипело и грохотало.

Они остановились перед полкой с сухими завтраками. Мужчина почесал щетинистый подбородок и спросил дочь: «Что же мы возьмем?» Та отпустила его палец, развернула список и разгладила его на животе, а затем покосилась на выведенные женской рукой изящные буквы. «Вот это», – ответила она, проведя пальчиком по строчкам. Отец позволил дочери самостоятельно выбрать большую желтую коробку и запихнуть ее в тележку.

Позже он вспомнит, как мимо них проходили улыбавшиеся Лили женщины, с которыми он разминулся с вежливым кивком, и прыщавый рабочий со шваброй и полным воды ведром; как дочь держала его палец и как исчезло пульсирование ладошки дочери, когда она отпустила руку отца.

Больше всего ему запомнится низкорослый человек в темных очках и низко надвинутой красной бейсбольной кепке; то, как он, ссутулившись, стоял за пирамидой из пирожных, как, влажно поблескивая зубами, улыбался проходящей мимо Лили.

Они прошли немного дальше и снова остановились. Лили обняла отца за бедро, и он бережно прижал ее головку к своей ноге. Он читал надписи на коробке сахарных зерен, которую она всунула ему в руки; в них не было ничего, кроме красителей и консервантов, но он упорно пытался высчитать пищевую ценность и содержание белков, жиров и углеводов.

Он не заметил, что Лили отпустила его ногу, не почувствовал, как ее голова выскользнула из-под его руки, и громко сказал вслух: «Прости, малышка, это неправильная еда. Мама не обрадуется, если мы ее купим».

Лили не ответила. Отец повернулся к тележке, ожидая, что увидит дочь со скрещенными ручками, опущенным подбородком и надутыми губами, но она исчезла. Он медленно обернулся. Ее нигде не было.

Нигде не было и человека в красной кепке.

Впрочем, у этой истории есть другой вариант.

Один мужчина и его дочь Лили пошли в магазин. В конце ряда со злаковыми продуктами Лили увидела красную коробку с мультяшным зайцем [75] Имеется в виду коробка с ароматизированным сухим завтраком «Трикс», популярным в США. ; она немедленно попросила отца купить ее и крепко обхватила его ногу, но тот даже не посмотрел на список ингредиентов. «Извини, малышка, – сказал он, – но маме не понравится, если мы это купим».

Лили выпустила отцовскую ногу и высвободилась из-под его руки. Она нахмурилась, затопала ножками и с вызовом засунула ладони под мышки. Он попытался ответить ей строгим взглядом, но не устоял и был вынужден положить коробку в тележку. «Мы же не боимся маму, правда?» – спросил он.