Джеффри Миллер - Соблазняющий разум [Как выбор сексуального партнера повлиял на эволюцию человеческой природы] [litres]

Эволюционное давление, заставляющее нас сообщать о своем мысленном опыте, могло повлиять даже на то, как мы воспринимаем и классифицируем различные объекты. Психолог Дженнифер Фрейд высказала предположение, что некоторые наши когнитивные процессы подстроились под требования их вербального выражения. К примеру, некоторые объективно непрерывные процессы мы можем воспринимать как дискретные только потому, что словесные ярлыки проще навешивать на отдельные категории, чем на точки в неопределенном континууме. Применительно к вербальным ухаживаниям идея Фрейд о важности простоты передачи информации в направлении ее словесного выражения означает, что умственные процессы человека под действием полового отбора приспосабливались к обеспечению романтически привлекательного языка, а не только поведения, повышающего вероятность выживания.

Помимо себя мы чаще всего говорим о других людях, так что язык – это по большей части сплетни. Специалист по эволюционной психологии Робин Данбар предположил, что сплетни помогали нашим предкам анализировать больше социальных связей, чем они могли наблюдать и заводить непосредственно. Разговор оказался более действенным средством поддержания дружбы, чем взаимный груминг. Если рассматривать сплетни как “социальный груминг”, становится ясно, почему в них так часто встречаются демонстрации симпатии. Идея, что сплетни помогают справляться с множеством социальных взаимодействий, объясняет, почему подобные разговоры иногда звучат как весьма методичная ревизия состояния каждой социальной связи, о которой известно обоим собеседникам.

Тем не менее у сплетен есть и другие функции, которые проще было бы описать как демонстрации статуса или даже брачные демонстрации. Жан-Луи Дессаль показал: чтобы высказывания привлекали внимание слушателей, они должны быть для них актуальны. Если состав языка был сформирован психологическими смещениями наших предков, какая тема казалась бы наиболее близкой высокосоциальным приматам? Конечно, взаимоотношения между индивидами. Если наши предки уже проводили бо́льшую часть сознательной жизни в мыслях друг о друге, озабоченные своими взаимоотношениями с другими членами сообщества, у них уже были психологические смещения, располагающие к беседам именно о социуме. Сплетни должны были утолять жажду социальной информации. Если бы мы произошли от одиночных пауков, то и наш язык, и наш паучий разум кишел бы сетями и мухами. Информация о взаимоотношениях, которая передается с помощью речи, может и не иметь прямой социальной функции: возможно, это просто оптимальный способ возбуждать разум, уже ориентированный на такую информацию как на социально и сексуально привлекательную форму развлечения. Способные развлекать лучше остальных получали выгоду за счет того, что притягивали лучших друзей и партнеров. Возможно, сплетни эксплуатируют одержимость человеческого разума социальными темами – так же, как мыльные оперы и романтические фильмы.

Впрочем, за сплетнями может скрываться нечто большее, чем пассивная привлекательность мыльных опер с выдуманными персонажами. Помимо психологических смещений, половой отбор объясняет и теория индикаторов. Как и в случае остальных брачных демонстраций, можно задать вопрос, какую информацию слухи выдают о тех, кто их пересказывает. Чтобы имело смысл их слушать, они должны быть свежими, но достоверными и интересными, а это обычно означает, что они должны содержать новую проверяемую информацию об общих знакомых. Мы не слишком интересуемся старыми данными о давних друзьях или новой информацией о совершенно незнакомых людях. Не так-то просто постоянно рассказывать нечто новое и достоверное про общих знакомых. Поскольку именно они выступают предметом сплетен, при прочих равных слушатель, скорее всего, столь же осведомлен о последних событиях, как и сам сплетник. Если последний систематически бывает в курсе новостей, не известных слушателю, он, вероятно, имеет либо привилегированный доступ к секретной информации, либо более обширную сеть социальных контактов, либо более развитую социальную память, либо друзей с привилегированным доступом к общественной информации. Это означает, что у сплетника должны быть высокими и социальный статус, и социальный интеллект. Таким образом, сплетни могут служить надежным индикатором положения в обществе и навыков жизни в нем. Практика передачи слухов могла развиться как средство демонстрации статуса, поддерживаемое половым и другими формами социального отбора.

Данбар проверил свою теорию сплетен и изложил результаты проверки в статье, опубликованной в 1997 году. Он анализировал содержание обычных разговоров взрослых жителей Великобритании. Результаты исследования Данбара поддерживают скорее смесь из его теории “сплетни как социальный груминг” и моей теории “сплетни как форма ухаживаний”. Анализ вербального общения британцев показал, что социальные темы вроде межличностных отношений занимали около 55 % времени разговора у мужчин и примерно 67 % – у женщин. Такая высокая доля согласуется с обеими теориями. Из времени, проведенного в обсуждении любых форм социальных взаимодействий, на разговоры о собственных отношениях у мужчин уходило 65 %, а у женщин – всего 42 %. Такое ощущение, что мужчины более мотивированы демонстрировать качество и количество своих знакомств. Кроме того, мужчины более склонны поднимать в разговоре “умные” темы, такие как вопросы культуры, политики или науки, причем особенно в присутствии женщин. Данбар писал:

Можно заметить, что разговоры женщин направлены главным образом на социальное взаимодействие (гарантирующее гладкость функционирования социальной группы), в то время как разговоры мужчин больше связаны с самопрезентацией, которая имеет все признаки брачных демонстраций. Это особенно хорошо заметно на примере двух университетских выборок: вопросы образования и науки либо культуры и политики мужчины начинали горячо обсуждать, только если рядом были женщины.

Для мужчин самовосхваление, кажется, может быть вполне постоянной функцией речи, в то время как у женщин такая функция может проявляться лишь при случае, в основном во время разговора один на один с желанным партнером. Полная теория эволюции языка, вероятно, должна сочетать половой и социальный отборы, интегрируя теории сплетен как ухаживаний и сплетен как груминга.

Если существует слово “голубой”, зачем нужно слово “лазурный”? Они же значат практически одно и то же. Сложно представить себе ситуацию, в которой естественный отбор благоприятствовал бы гоминиду, говорившему: “Небо по другую сторону от этой горы было лазурным”, а не тому, кто произносил: “Оно было голубым”. Возможно, поэтические слова вроде “лазурный” были придуманы для каких-то особых ритуалов или религиозных функций. Но зачем нам тогда еще и “кобальтовый”, “сапфирный”, “ультрамариновый”, “небесно-голубой” и “индиго”?