Джеффри Миллер - Соблазняющий разум [Как выбор сексуального партнера повлиял на эволюцию человеческой природы] [litres]

Размер словарного запаса человека в какой-то момент будто бы вышел из-под контроля. Среднестатистический взрослый англоязычный представитель нашего вида знает 60 тысяч слов. Среднестатистический примат знает примерно 5–20 различных кличей. Самый обширный репертуар птичьих песен насчитывает около 1000 “мелодий”, хотя у этих песен и нет четкого символического значения. Эксперименты по изучению языковых способностей человекообразных обезьян показали, что необычайно умных бонобо, таких как Канзи, можно обучить примерно 200 визуальным символам. Ни у одного другого животного репертуар сигналов с конкретными значениями даже не приближается по богатству к словарному запасу человека.

В этой части я рассматриваю размер словарного запаса в качестве примера того, как половой отбор мог направлять эволюцию языка. Если язык эволюционировал хотя бы частично за счет выбора партнеров как украшение или индикатор, он должен быть затратным, избыточным и более вычурным, чем того требует утилитарное общение. Как понять, избыточен ли язык? Словарный запас удобно изучать, поскольку мы можем сосчитать, сколько слов знают люди, однако нам пока не известно, как измерить сложность грамматики или выявить социальные стратегии ведения разговоров. Но что важнее, мы можем посчитать, сколько слов людям нужно знать для утилитарных целей, и таким образом понять, избыточен ли словарный запас человека.

Словарный запас человека пополняется с такой скоростью, что нам пришлось развить специальные адаптации для запоминания значений слов. Чтобы расширить объем своего лексикона до “взрослых” 60 тысяч слов, с 18 месяцев до 18 лет ребенку необходимо учить в среднем от 10 до 20 слов в день. Зачастую запоминать приходится с первого предъявления. К примеру, взрослый показывает на фагот, говоря: “Это фагот”, и ребенок запоминает значение слова навсегда. Человеческие дети впитывают слова как губки. А вот даже самым блистательным из шимпанзе приходится показывать лексиграмму минимум 20–40 раз, пока они не запомнят, что она значит. Экспериментатору приходится как бы повторять: “Фагот, фагот, фагот…” – и так до тех пор, пока слово не потеряет всякий смысл для человека и не обретет его для шимпанзе. У людей значения слов, кажется, хранятся в специально отведенных для этого участках головного мозга, и повреждение этих участков из-за инсульта или травмы заметно сокращает словарный запас.

Избыточен ли словарный запас в 60 тысяч слов? Большинство из них используется нечасто. Сотня наиболее часто встречающихся слов составляет около 60 % всего общения, а 4000 наиболее частотных слов – 98 %. Такая степенна́я зависимость широко распространена: 100 самых успешных киноактеров предположительно получают 70 % всех выплачиваемых актерской братии денег; 100 самых популярных интернет-сайтов, вероятно, собирают примерно такую же долю от общего интернет-трафика, и так далее. Неудивительно, что частота употребления слов подчиняется степенно́му закону, удивительно, что средний словарный запас у людей так велик, учитывая, как редко мы обращаемся к большинству известных нам слов. Вполне могло бы быть так, что на 98 % наш разговор состоял бы всего из 40 слов (как у большинства двухлеток), а не из 4000 (как у большинства взрослых). Но нет: средняя частота использования в разговоре практически любого известного нам слова – 1:1000000. Когда вы последний раз произносили “небесно-голубой”? Зачем вообще мы выучиваем столько редких слов, чье значение почти совпадает со значением слов куда более частотных, если язык развивался как практичный инструмент для общения?

Чтобы понять, действительно ли наш большой словарный запас развился как дорогостоящее украшение, надо сравнить его с искусственными языками и языками пиджин, специально созданными для утилитарного общения. В искусственных языках может быть очень мало слов. В 1920-х оксфордский философ Айвор Ричардс и его коллега Чарльз Огден разработали урезанный вариант английского словаря всего из 850 слов, который назвали “бейсик-инглиш” [81] BASIC English – British American Scientific International Commercial English (“британо-американский научный международный коммерческий английский язык”, или просто “базовый английский”). . Их мотивировало желание установить мир и взаимопонимание между народами с помощью простого планетарного языка – минимальной, функциональной версии английского, которую легко освоили бы все, для кого английский не родной.

Бейсик-инглиш работает с обычной грамматикой английского языка. Хотя его словарь составляет всего 1 % от обычного английского, Ричардс утверждал, что “с помощью бейсик-инглиша можно выразить все необходимое для повседневной жизни – в бизнесе, торговле, промышленности, науке и медицине – и обменяться информацией в любой сфере жизни и знания, желаниями, убеждениями, мнениями и новостями, в чем и состоит основная задача языка”. Надо сказать, что Ричардс написал эту фразу как раз таки на бейсик-инглише. Ричардс и Огден также обнаружили, что могут с легкостью дать определение любому слову полноценного английского языка, используя только словарь бейсика: в их “Общем словаре бейсик-инглиша” ( General Basic English Dictionary ) такая работа проделана для 20 тысяч “небазовых” слов. Бейсик действительно весьма прост: он обходится всего 18 глаголами, которые Ричардс называет “услужливыми, надежными маленькими работягами, <���…> менее впечатляющими, чем более литературные глаголы, но более удобными и безопасными”. Бейсик не настолько компактен, как стандартный английский: чтобы выразить на нем какую-то мысль, обычно нужно затратить на 20 % больше слов, – но его значительно проще выучить и понять широкому кругу людей. Немного расширенная версия бейсика позволяет даже объяснять академические идеи: серия “Научная библиотека на бейсике” ( Basic Scientific Library ), изданная в 1930-х, включала учебники начального уровня по астрономии и биологии.

Как и бейсик-инглиш, языки пиджин показывают, насколько эффективным может быть даже совсем небольшой лексикон. Языки пиджин возникают, когда люди, говорящие на разных языках, оказываются в ситуации, требующей хоть как-то наладить коммуникацию – например, становятся рабами на одной плантации. В большинстве таких языков, как и в бейсик-инглише, минимальный набор слов и грамматических правил. Несмотря на это, они вполне способны обеспечить торговлю, совместную трудовую деятельность и базовые потребности выживания. Тем не менее дети, изучающие языки пиджин, самопроизвольно превращают их в полноценные креольские языки, предполагающие словарь покрупнее. Исследователи языка рассматривают креолизацию (увеличение количества слов в языке) как доказательство того, что языки пиджин с маленьким словарем по какой-то причине недостаточны для утилитарного общения. Такая точка зрения предполагает, что любая сложность объясняется прагматической необходимостью. Но, быть может, креольские языки, как и язык вообще, развиваются как более совершенные словесные украшения и более надежные показатели вербального интеллекта?