Джиа Толентино - Кривое зеркало [Как на нас влияют интернет, реалити-шоу и феминизм] [litres]

Как же так вышло, что значительная часть современной жизни настолько произвольна и неизбежна? Размышления о свадьбе не пошли мне на пользу. У меня появилось представление о материальных условиях, породивших свадебный ритуал, о глубинном неравенстве, лежащем в его основе, но это практически ничего не меняет. Я по-прежнему существую в культуре, организованной на браке и свадьбах. И от этого никоим образом не становится более осмысленным то, что люди делали в прошлом, делают в настоящем и будут делать в будущем, – людям хочется получить удовольствие от ритуала, и они используют любые возможности.

Но я все еще думаю, насколько тяжелее гетеросексуальным женщинам было бы принять реалии брака, если бы им не предшествовала фантастическая свадьба. Вряд ли современные женщины с такой готовностью приняли бы свое неравенство и подавление собственной независимости, если бы не ощутили своей колоссальной значимости в день свадьбы. Это хитроумный трюк, трюк успешный в прошлом и настоящем. Невеста символизирует почитаемый и восхваляемый образ женственности. Планирование свадьбы – это единственный период в жизни женщины, когда она может сделать все по своему усмотрению и окружающие поддержат ее целиком и полностью.

Традиционное представление о жизни женщины, в которой свадьба играет главную роль, основывается на негласном компромиссе. Что же говорит наше общество? Вот событие, центром которого ты являешься однозначно и безоговорочно. Свадьба кристаллизует твой образ, когда ты была молода, ослепительно красива, вызывала всеобщее восхищение и любовь, когда весь мир вращался вокруг тебя и лежал у твоих ног, как бескрайний луг, как красная ковровая дорожка, когда в твоих глазах сверкали искры фейерверка, а на волосы, уложенные в изысканную прическу, опускались лепестки цветов. Но в обмен с этого самого момента в глазах государства и всех окружающих твои потребности будут медленно исчезать. Конечно, так бывает не со всеми, но для множества женщин возможность стать невестой все еще означает переход к покорности: всеобщее внимание и ряд гендерно-сегрегированных ритуалов – девичник, празднования с подругами, а потом торжество по поводу рождения ребенка – готовят женщину к будущему, в котором ее идентичность постоянно будет считаться вторичной по отношению к идентичности мужа и детей.

Парадокс свадьбы заключен в соединении двух ипостасей женщины, происходящем в этот момент. Перед нами сияющая невеста, прекрасная, блистательная, чудовищно могущественная. И тут же ее униженная сестра-близнец, ее полная противоположность, женщина, теряющая фамилию и исчезающая за вуалью. Эти два полярных образа объединяет власть мужчины. В свадебном руководстве говорится: «У тебя есть право оказаться в центре внимания». Энн Хэтэуэй рявкает на подружку невесты: «Это для меня, понятно?» И все это неразрывно связано с законами, которые требуют, чтобы женщина, если она хочет иметь право голоса, принимала фамилию мужа. Вспомните, что семейный бонус в виде здоровья, богатства и счастья все еще главным образом предназначается для мужчин. Сладостно-роскошный спектакль свадьбы – это показательный пример того, как женщина получает грандиозное подтверждение собственной значимости в качестве компенсации за ее дальнейшее исчезновение.

Легко, очень легко любоваться всем этим. Недавно я изучала архив журнала «Свадьбы по Марте Стюарт», чтобы отследить проблему, с которой столкнулась в Кыргызстане почти десять лет назад. И я сразу же заметила эту обложку: на персиковом фоне изображена девушка с рыжими волосами, широкой улыбкой и яркой губной помадой – настоящая диснеевская принцесса в белом платье без бретелек и с пышной юбкой, расшитой бабочками. «Подари себе это» – гласила надпись на обложке. Я купила этот журнал и прочитала его от корки до корки, запомнив юбки до середины икры, букеты из анемонов и лютиков, бокалы с шампанским – все то, чем мысленно окружила себя, когда мне больше всего хотелось чего-то хорошего на всю жизнь.

Девушка на обложке напомнила мне Энн из «Зеленых крыш», задумчивую, разговорчивую рыжеволосую героиню Л. М. Монтгомери. Я не могла вспомнить, в какой момент цикла она вышла замуж, как все это выглядело – хотя сама я, конечно же, была влюблена в ее симпатичного бойфренда Гилберта Блайта. Я взяла пятую книгу цикла «Дом мечты» и нашла сцену свадьбы. Был солнечный сентябрьский день. Глава начиналась с того, что Энн сидит в своей старой комнате и размышляет о вишневых деревьях и жизни жены. Потом она в свадебном платье спускается по лестнице, «стройная и сияющая». В руках у нее букет роз. В этот важнейший момент жизни она не думает и не говорит. Повествование ведется от лица Гилберта. «Теперь она принадлежит ему, – думает он. – После стольких лет терпеливого ожидания он получил эту неуловимую, долгожданную Энн. К нему она идет, чтобы сладостно покориться ему как прекрасная невеста».

Какая естественная и милая сцена. Какая извращенно знакомая. Мне стало ясно, что я всегда жаждала, требовала и ожидала независимости, но не в такой степени, чтобы жить в одиночестве. Так было еще с юности. Брак скрывает свою истинную природу за пышным ритуалом свадьбы. Так и я написала все это, чтобы скрыть от себя определенные реалии собственной жизни. Если я выступаю против уничижения жены по той же причине, по которой возражаю против прославления невесты, то, возможно, причины этого гораздо проще и очевиднее, чем мне кажется. Я не хочу уничижения для себя и в то же время желаю блистательного прославления – не в один чудесный день, а в любое время, когда мне этого захочется.

Это справедливо, но я все же не могу доверять этому чувству. И чем больше я пытаюсь понять, чего же ищу, тем сильнее чувствую, что отдаляюсь от своей цели. Думая об этом, я чувствую низкий, неприятный гул самообмана. Тон этот становится тем громче, чем больше я пытаюсь избавиться от него. Я чувствую, как нарастает во мне глубокое подозрение. Мне кажется, что все мои мысли о себе самой совершенно ошибочны.

В конце концов, безопаснее всего не делать выводы. Нам предлагают разобраться в собственной жизни в немыслимо искаженных условиях. Я всегда привыкала ко всему, чему мне хотелось бы противостоять. Здесь, как и во многом другом, страшиться мне следует не какого-то мифического «тебя», а себя и только себя.

Я не планировала поступать в Университет Вирджинии. Подавала заявления в университеты Новой Англии и Калифорнии. Проведя двенадцать лет в закрытой, консервативной, религиозной среде, я хотела оказаться как можно дальше от Техаса. Последней школьной зимой меня приняли в Йель, и передо мной открылось будущее, ранее казавшееся немыслимым. Я буду ходить в шерстяном свитере и писать для газеты. Но потом школьный консультант посоветовал подать заявление на стипендию в Университет Вирджинии, считая, что мне это больше подходит. Весной я вылетела в Шарлоттсвилл на финальный этап конкурса для получения стипендии. Все началось с того, что студенты пригласили нас на вечеринку. Я сидела на кухонной стойке, пила пиво, и голова моя кружилась. Казалось, что в темноте расцветают яркие фейерверки. Вокруг меня царила простая, уютная южная атмосфера. На следующий день я шла по кампусу. Светило солнце. На фоне ярко-синего неба красиво вырисовывались кирпичные здания с белыми колоннами. Западнее города на горизонте вздымались горы Голубого хребта. Кружевные кизиловые деревья цвели на каждой улице. Я ступила на Газон, главную достопримечательность университета – зеленые террасы, вокруг которых выстроились престижные студенческие общежития и профессорские дома. И здесь я мгновенно ощутила чувство принадлежности. Я подумала, что здесь можно расти подобно цветку в оранжерее. Рассеянный свет, распахнутые двери, напитки, предлагаемые незнакомцам, величественная лестница к куполу Ротонды – мне страшно захотелось учиться именно здесь.