Руби Уэкс - Быть собой

Я возвращаюсь (к чему бы вы думали?) к сидению… Оно никогда не закончится. Я начинаю подсчитывать, сколько часов осталось до того, когда мне можно будет отправиться домой. Мой мозг напоминает мне избалованного ребенка: он хочет есть, спать, поехать во Францию, чтобы прекратился этот моросящий дождь со снегом (сейчас август — что не так с этой страной?). Однако я все отчетливее ощущаю тот эффект, который оказывает на меня практика осознанности. Благодаря этому бесконечному упражнению я почти физически чувствую, что мускул моего внимания становится все мощнее: теперь я способна сохранять концентрацию на чем-то одном гораздо дольше, чем мне когда-либо удавалось. Критические голоса в моей голове никуда не делись, но из-за того, что я перестала их заглушать (или желать, чтобы они говорили что-то поумнее), они утратили часть былой язвительности. Мне уже не так страшно, что, возможно, я не такая особенная, как мне казалось. Мое эго понемногу успокаивается.

(Всего несколько дней назад, лежа в томографе, я считала свой мозг золотой сферой просветления.) Никому из нас не хочется обнаружить, что мы — такие же, как и все, и ничем не отличаемся от других. Каждому из нас свойственно заблуждение, что уж он-то — особенный и возвышается над толпой, тогда как все мы — просто люди, пытающиеся как-то справиться со своей жизнью. Если требовать от себя слишком много, жизнь перестает приносить удовольствие и мы начинаем отравлять существование самим себе. Зачем это делать? В какой момент я стала безжалостным надсмотрщиком для самой себя? Обычно, когда я за что-то берусь, то заставляю себя тянуться к той вершине, достигнуть которой не могу, — словно мать, которая заставляет ребенка лезть из кожи вон, пока он не съедет с катушек. Почему я не могу просто оставить себя в покое? Я осознаю, что, возможно, испытываю такой стресс, потому что постоянно пытаюсь улучшить себя, в то время как достаточно просто быть собой с этими простыми и неоригинальными мыслями. По мере того как я сижу и наблюдаю за своими мыслями, мне кажется, что они поднимаются на поверхность, как поднимается осадок в ведре с чистой водой. Каждый раз, когда осадок поднимается со дна на поверхность, вода внизу становится чище.

Когда я перестаю наседать сама на себя, то замечаю, что мое самобичевание за то, что я делаю недостаточно, постепенно проходит. Я даже начинаю чувствовать, как мои мимические мышцы пытаются сложиться в улыбку. У меня начинает получаться делать шаг в сторону и наблюдать за своими мыслями. Когда я замечаю хотя бы след негативной мысли или намек на пережевывание одного и того же, мне удается перенаправлять фокус внимания на свое тело, где я ищу следы физического напряжения, вместо того чтобы раскручивать спираль негативных мыслей. Я всегда говорила, что невозможно определить приближение депрессии, потому что у человека нет запасного мозга, чтобы оценить, что что-то не так, как это можно сделать, например, с пальцем или с шишкой. Так что я точно знаю, что не дождусь предупреждения в словах, и вряд ли подумаю: «Ой, я подхватила депрессию. Что же мне теперь с ней делать?» Однако благодаря всей этой практике осознанности и тренировке мозга я знаю, что смогу почувствовать ее приближение. В следующий раз я уже не буду такой неподготовленной и беспомощной. Теперь я понимаю разницу между утверждениями «Это печаль» и «Я в печали». (Это всего лишь часть меня, но не я целиком.)

После обеда у меня динамическая медитация. Я выполняю ее возле ручья, который, как я заметила, всегда журчит… За исключением того времени, когда я его не слушаю. Я обдумываю эту мысль и замечаю разницу в ощущениях, когда обращаю внимание и когда нет. Я начинаю экспериментировать, целенаправленно выбирая, на чем сфокусировать внимание: на шуме ветра в миле от меня или на звуке насекомого совсем близко? Почему я столько в жизни упускаю? Я не помню, чтобы я когда-нибудь слушала ветер в Лондоне. Все эти годы я упускала шум ветра, а сейчас это единственное, что я слышу здесь, кроме звуков ручья, бегущего по камням и образующего в самом конце маленькие водопады, на которые я могу смотреть гораздо дольше привычных для меня десяти секунд. Я вдыхаю аромат розы (предварительно убедившись, что меня никто не видит) и решаю выполнять свою медитацию неподалеку, чтобы чувствовать ее приятный запах, когда ветер дует в правильном направлении. Каждый раз, проходя мимо, я ловлю этот аромат. На следующий день роза завяла, и запаха уже нет. Я думаю, что в этом тоже есть свой урок. Я не уверена, какой именно. Хотя нет, я знаю: урок в том, что всё умирает, так что нельзя зависеть ни от чего. (Мудро, не правда ли?)

Теперь, когда я знаю, что только я решаю, на чем сфокусировать внимание, за ужином я наблюдаю за конкретной овечкой, пасущейся вдалеке на горном склоне, а затем перевожу фокус внимания на долгоножек на подоконнике. Насекомые приковывают мое внимание на столь долгое время, что мне начинает казаться, что у меня с ними завязываются особые отношения. Кто же знал, что долгоножки такие очаровательные? Если протянуть палец, чтобы прикоснуться к одной из ног насекомого, долгоножка это чувствует с помощью двух тонких, как волоски, антенн и отодвигается в сторону. В окружающем пространстве они ведут себя словно слепой с белой тростью. Они очень гибкие и способны передвигаться по любой поверхности, даже боком и вверх ногами. (Я проверяла.)

В этот раз за ужином я влюбляюсь в картофель. (Я даже забыла о диетическом печенье.) Не могу поверить, что картофель может быть таким сладким и хрустящим, а затем таким нежным на вкус. Он идеален. Я отправляюсь на кухню и нарушаю молчание, требуя рассказать мне, как они готовили картофель. Повар показывает мне картофельные клубни и оливковое масло Tesco. Я все равно не понимаю: я много раз в жизни ела картофель, но никогда на этом уровне. Мне снова хочется положить в рот еще кусочек, пока я не проглотила предыдущий, и я думаю: «Ну да, так же я веду себя и в жизни».

У меня по-прежнему не получается просыпаться, не подпрыгивая с кровати из-за чего-то неожиданного, происходящего у меня во сне. Например, прошлой ночью меня чуть не пристрелили щелкающие черепахи. (Удачи вам с этим сном, мистер Фрейд.) Сейчас, проснувшись, я наполняю ванну водой: я никогда не сравнивала ощущения от горячей и холодной воды. Спускаюсь вниз и присоединяюсь к остальным, которые выполняют упражнения, похожие на тай-ци. Я мысленно усмехаюсь: эти медленные движения руками вверх и вниз кажутся мне жалкими. Вы серьезно? Вы предлагаете эти упражнения мне, человеку, который с легкостью отжимается и может несколько часов держать позу «собаки мордой вниз»? Я начинаю поднимать обе руки очень медленно… И понимаю, что не могу этого сделать. Поднять собственные руки для меня оказывается непосильной задачей. Можете представить, какую мысленную взбучку я себе устраиваю за то, что я такая размазня. При этом я делаю то, что не делала почти никогда в своей жизни, — сдаюсь и поднимаю только одну руку… до половины.