Оскар Пфистер - Христианство и страх [litres]

Предстоит чудовищная борьба между Евангелием любви, а также содержащейся в нем «заповедью» о любви Иисуса, и антихристианскими течениями, которые затягивают в десублимацию и невротизацию, в эгоизм, в разрушение, в растворение среди толпы, в потерю любви, а в последние десятилетия оставили свои отпечатки и следы своего зловещего духовного распада на всех научных и технических достижениях. Религия и христианство обоюдно влияют друг на друга [961]. Но христианство не должно сдаваться перед поверхностными рассуждениями об абсолютной автономии экономики или даже политики. Оно не может поставлять социальные программы, но оно может преодолевать страх, который, в том числе и в социальной жизни, провоцирует большое количество бед, и зажигать огни, которые ведут видящих к свободе, укрепляют умеющих любить и улучшают благосостояние благословенного общества.

Христианству с его религией отцовской любви и религиозной этикой братской любви требуется община. Буддизм с его спасением себя и идеалом нирваны, стиранием любого мышления, чувствования и желания, воспеванием интроверсии – насколько еще вообще допускается воспевание, – находит свой идеал в отсутствии общины. Когда Будда провозглашает закон милосердия, когда Каннон, японская богиня милосердия, отказывается от нирваны, чтобы быть рядом с людьми и помогать им, то это или подготовительная уступка, или счастливая непоследовательность, признание несовершенства. Христианство, которое содержит другое последовательное учение о спасении, признает только спасение посредством любви [962]. Нельзя быть христианином и полноценным человеком, не чувствуя влечения к братской любви.

Поэтому христианство с самого начала тяготеет к общине. Об этом свидетельствует уже обращение «Отче наш». Теория страха демонстрирует нам важность, даже незаменимость культивирования общины. Ближний – не только объект деятельной любви. Он сам, как и культ, стремится к созданию общины. Иисус, лидер, нуждался в близости понимающих учеников еще в Гефсиманском саду и страдал оттого, что они Его бросили. Мы уже говорили о том, почему создание общины для преодоления страха важно даже и в светской жизни. Насколько же сильней религия любви должна стремиться к ней! Христианский индивидуализм в смысле полной изоляции отдельной личности несет в себе противоречие.

Однако в результате нашего историко-психологического исследования мы не могли не заметить, что образование христианских общин подвергается серьезным опасностям, жертвой которых часто становилось христианство. Мы должны признать, что происходили случаи образования массы, которая, с одной стороны, снижала интеллектуальный, а с другой стороны, моральный уровень личности, и даже ужасные жестокости и дикая ненависть ко всем, кто был вне конфессии, во имя Иисуса Христа приобрели обязательный характер. Мы не отрицаем того, что этому ущербу противостояли высочайшие достижения культуры, но они не отменяют вину. В толпе из-за ее непреодолимых невротических черт страх никогда не преодолеть аналитически, как это делал Иисус. Превратившееся в толпу христианство никогда не могло понять притчу о блудном сыне, поэтому Меланхтон и многие другие должны были толковать жертвенную смерть Христа, называя Его жертвенным агнцем, хотя, согласно Лк. 15:23, теленок был заколот только после полного примирения. Иисус в качестве вождя – это освободитель. Даже в Евангелии от Иоанна Ему приписываются слова, что Его ученики смогут сотворить больше, чем Он (Ин. 14:12: «…верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит; и больше сих сотворит»).

Да, в мире есть любящие люди и есть дела любви, но можно утверждать, что насильственное образование христианских церквей (ортодоксий), другими словами, коллективная невротизация христианства всегда связана с уменьшением христианской любви в вере и образе жизни. Любой фанатизм нарушает чисто человеческое уважение и означает дефект в любви, как и спекуляции на тему награды и отсутствия наказания в потустороннем мире. Нет необходимости еще раз возвращаться к зверствам суеверий, судопроизводству, воспитанию, социальной жестокости и так далее во всех ортодоксальных эпохах. Такие явления – в ослабленном виде в результате освобождения гуманистических государств от Церквей – можно и сегодня отчетливо наблюдать в некоторых общинах верующих. Ничего не меняется от того, что наряду с этим по отношению к единоверцам в узком смысле отмечается сильная готовность помочь, которая в других условиях оказывается в большей или меньшей степени направлена против инаковерующих. В наши задачи не входит сравнивать с этим великолепные, особенно художественные достижения в области сублимации, которые противостоят дефектам в любви и усилению страха.

Важной составляющей частью полностью развитого протестантизма является замена церковной массы христианской общиной. Теперь не масса как целое, магическая навязчивая церковь, а связанные в любви не только с братьями по вере, но и со всеми людьми отдельные личности являются истинными носителями христианства. Уже у древнейшей христианской общины ясно видны демократические черты: руководят ею не отдельные личности, а несколько человек – старейшины («пресвитеры») или епископы (собственно «смотрители» [963]). Более позднее монархическое устройство возникло только по прошествии десятилетий. Не человек существует для церкви, а церковь – для человека. Действительно свободный от навязчивостей протестантизм может развиваться только на почве интенсивного осуществления любви Христовой, с другой стороны, такая живая любовь исключает образование массы. Духовный глава также должен освобождать людей с помощью любви и терпения, как делал Иисус Христос.

Нужно обратить внимание на то, что везде, где Иисус говорит о культовой общине, Он не имеет в виду большую массу, а прежде всего очень маленькую. «Где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди них» (Мф. 18:20). Двоих уже достаточно, ведь они образуют общину верующих. Число три называется, потому что необходимо дать понять, что должна царить количественная свобода. Там, где двое собрались в любящей вере Христовой или верующей любви, там уже присутствует христианская Церковь.

То, что Павел говорит о любви (1 Кор. 13), содержит главный масштаб для оценки христианских церквей, конфессий и общин. Сложные догмы, пленительные обряды, величественные соборы, великолепная церковная музыка, стабильная организация не представляют собой никакой ценности в глазах Иисуса Христа. Все зависит только от чистоты и силы христианской любви. Ни исторические свидетельства, ни догматическая аргументация не являются свидетельством «более истинного христианства», но только большая верность Иисусу Христу, который управляет заветами любви и живой любящей силой.