Николай Басов - Творческое саморазвитие, или Как написать роман

И кроме прочего, этот жанр почти ничего не прояснит, не выявит и не вылечит тебя от нынешних волнений. Я утверждаю это почти наверняка, потому что назначение детских книг – создавать иллюзии, а не анализировать. То есть ты скорее напластуешь на нынешние проблемы дополнительные переживания, осознав, сколько ты потерял за годы жизни, а вовсе не раскроешь для себя новые возможности, которые помогут тебе с ними справиться.

Один мой знакомый, очень неплохой детективист, вдруг подался в серьёзный исторический жанр и почувствовал себя не романистом, а скорее архивариусом. Он, правда, выбрал головоломные проблемы, жуткое время и совсем непростое место для двухтомной саги, но даже если бы решил работать на самом «обыденном» материале, прекрасно расписанном в десятках статей и монографий, если бы это был самый известный период с самыми известными людьми – и тогда ему пришлось бы переквалифицироваться в архивариусы.

Потому что в этом поджанре реализма нужно очень хорошо знать историю, причём не простую, а реальную, например, одежду, посуду, кухню, дворовое хозяйство и более общие вещи – королей и властные отношения, законодательную и общехозяйственную практику. Или приходится поступать так, как сделали многие современные писательницы, – они помещают в чуть иные, преимущественно средневековые условия совершенно современных персонажей, обряжают их в странные наряды и заставляют их совершенно по-современному влю6ляться, переживать и в конце концов выходить замуж и рожать великих, известных из школьного курса истории детей. С последним видом прозы – язык не поворачивается назвать её исторической – мы разбираться не будем, его мы уже рассмотрели в подглавке о романсе, да это и есть романе, только чуть экзотический.

А вот с первым, нормальным историческим романом ситуация не простая. Да, героев можно найти очень сочных, ярких, красивых. Собственно, такой писатель, как Лион Фейхтвангер, только и делал, что писал исторические романы о знаменитостях, разрабатывал их психику, правда, в ущерб определённой временной достоверности. Можно найти интригующие события, служащие выражением ярчайших конфликтов нашей общечеловеческой цивилизации. И хотя они будут иметь уже известный финал, тем не менее почти наверняка удастся вдоволь порезвиться, чтобы на этот финал вырулить.

Но исторический роман – очень консервативный жанр, большой, хорошо проработанный, и это в нашем случае главная слабость. То есть придётся следовать за очень серьёзным, многоуровневым, тщательно организованным каноном. И если не знаешь, к чему лежит душа, если по-настоящему себя ещё не выявил, то лучше не впрягаться в эти вериги.

А впрочем, интроверту с сильно выраженной склонностью к мелочам, с интересом к реальности и нелюбовью к чрезмерной свободе замысла исторический роман может подойти. Тем более что тут можно, например, пригасить диалоги и раздвинуть временные рамки происходящего на десятилетия или, наоборот, попробовать себя в описании многослойного конкретного события, как делают «станковые» баталисты, чего ни в одном другом жанре органично не получится. В общем, нужно соображать.

Очень близко к историческому, но-таки не воедино с ним, я поставил приключенческий роман. Разумеется, он не случайно располагается недалеко от детской повести. Чрезмерно расписывать этот жанр не обязательно. Мы все воспитывались на советской издательской политике, а она признавала только этот из всех развлекательных жанров. Кроме того, убей, не поверю, что есть люди в нашей стране, которым не запали бы в душу «Три мушкетёра», а это – "неразменный дублон того, что я пытаюсь определить.

Конечно, для полноты картины имеет смысл упомянуть и нынешние, современные нам приключения, но они почти всегда трубо-насильственные, относятся, скорее, к жанру милитарной прозы и лишены обаяния старого стиля. Хотя по сути своей, в герое, конфликте и образе его решения они не очень-то изменились, может быть, потому, что это не нужно – жанр как развился, так и замер на классических образцах, на его «золотой полке».

Герой, как водится, молод, едва ли не как читатель, наивен, хотя, безусловно, умеет драться на шпагах и стрелять, а в крайнем случае, получает карту зарытых где-то сокровищ. Злодей плох, как только можно. Конфликт между ними почти всегда принимает личностный характер, решается в последней схватке и почти непременно победой добра, то есть наших, а не врагов. Попутно герою достаётся слава, деньги, заветная любовь или сказочная удача в виде спокойной, благополучной жизни.

Вот, сорвался на иронический тон, а не следовало. Жанр этот в самом деле таков, каков есть, и все мы из него выросли – уже по одному этому не следовало бы о нем говорить плохо. Ведь в детстве приключенческий роман был необходим, и он честно подсказал нам то, в чём мы нуждались. Теперь приходится извиняться… И он извинит – книги этого жанра ко мне благоволят. Наверное, догадываются, что я их давний и безоговорочный поклонник.

Особое место занимают вестерны. Они очень популярны в англоязычных странах, а время от времени и в других странах опережают пиратов и политико-шпионские эскалады. Но что-то мне подсказывает, что у нас они не слишком придутся ко двору, должно быть, потому, что «шестизарядный» судья никогда в нашей истории не играл решающей роли, а идеология оголтелого индивидуализма и вовсе была чужда. Правда, в последнее время возникли попытки применить к нашей реальности некоторые конфликты, метод),! Решения и даже героев вестерна, но это явление пока не нашло яркого воплощения. А если нет мастера – нет романа, нет романа – нет школы, нет школы – нет традиции. И наконец, нет традиции – нет жанра.

Едва ли не любимейшим жанром всех времён и народов является роман преступления, детектив, боевик. Одни исследователи ведут его происхождение от рыцарского романа, другие – от эпоса, третьи – от семейно-генеалогических кодексов, с античности играющих системообразующую роль в обществе. Чего только не напридумывали об этом жанре, стремясь его облагородить, – это и борьба добра со злом, и учебник правоведения, и даже преодоление смерти путём восстановления порядка в микровселенной романа.

Признать я был и буду самым прилежным чтецом всех этих опусов, растолковывающих мне, почему я люблю детектив. Причём не только в нынешнем варианте, а практически во всех его видах и подвидах. Например, я с большим удовольствием читаю средневековые китайские романы, если они попадают мне в руки, потому что это – практически судебные романы а ля Эрл Гарднер, включающие, помимо суда, и оперативные действия и собственно следствие, что в поднебесной всегда являлось прерогативой именно судьи.