Андрей Курпатов - Мышление. Системное исследование [litres]

244. Когда мы говорим о том, что в нашем мозге существует множество, условно говоря, «элементов» (в данной ситуации неважно, в каком, так сказать, разрезе мы их берем) [21] Рефлекторные дуги, функциональные системы, анализаторы, различные динамические стереотипы, конкурирующие доминанты, нейронные комплексы, отвечающие за поддержание моего тела в пространстве, отдельные мои воспоминания, знания, привычки, представления, социальные установки и т. д. и т. п. , каждый из которых в некотором смысле что-то себе «думает», мы говорим о том, что наш мозг содержит в себе как материальный носитель.

И каждый из этих элементов работает сам по себе, точнее говоря, они работают все вместе, производя при этом некий совокупный эффект, который я имею в виде своего поведения (включая все возможные его аспекты), разглядывая которое, я уже не могу сказать, что там на самом деле откуда. Все эти многие силы (действующие симультанно) слипаются, склеиваются в некий результирующий эффект, видимо как-то взаимовлияя, взаимоусиливаясь и взаимопоглощаясь.

Образно говоря, в измерении поведения я уже не вижу всего того, что в это измерение напроецировалось из различных мест моего мозга. Обратно этот фарш через мясорубку не провернуть, а по речи президента страны нельзя понять, что в точности происходит в этой стране, хотя он, как мы видели в соответствующем примере, именно это происходящее в стране и транслирует, но, правда, через себя.

Когда же я говорю о пространстве мышления и моем индивидуальном мире интеллектуальной функции, речь, конечно, идет о том же самом, о тех же самых условных «элементах». Однако в данном случае используется иное измерение (нежели, например, наличное мое поведение) и иной способ извлечения этих данных.

И если наличное поведение – это действительно набор разных штук, решающих разные задачи [22] От поддержания положения моего тела в пространстве до той доброжелательной улыбки, которой я сопровождаю свою социальную коммуникацию (и которую в то же время, возможно, совершенно не считаю милой). , то в случае пространства моего мышления я всегда решаю одну задачу – задачу, актуальную для моего личностного «я».

Впрочем, то, что я решаю «одну задачу», не значит, во-первых, что она не может быть комплексной, а во-вторых, что я решаю ее всем своим мышлением. Однако именно то, в каком стоянии находится мой мозг (учитывая все то поведение, которое он производит здесь и сейчас симультанной работой своих условных «элементов»), определяет и то, к какой области в пространстве моего мышления получает доступ, грубо говоря, мое личностное «я» для решения данной конкретной задачи.

245. При этом, впрочем, надо полагать, что все, что составляет мир моей интеллектуальной функции, продолжает оказывать то или иное влияние на все «элементы» системы, даже если я произвожу сейчас некие операции в рамках какого-то одного ее блока (если взять за аналогию «блочную модель вселенной»).

То есть, даже находясь своим личностным «я» в рамках какого-то одного определенного «блока» этой своей интеллектуальной «вселенной» (например, ведя психотерапевтический прием конкретного пациента), я тем не менее продолжаю испытывать влияние всей той «интеллектуальной массы» своих «интеллектуальных объектов», которые «кривят» мир моей интеллектуальной функции в целом.

И если мое личностное «я» переключится вдруг на решение какой-то другой задачи (например, начнется пожар, и мне уже будет не до психотерапевтического приема), то и тогда, и в этом блоке, на который переключится в данный момент фокус внимания моего личностного «я», я буду испытывать влияние кривизны, заданной «интеллектуальной массой» моих «интеллектуальных объектов», которые искривляют мир моей интеллектуальной функции в целом.

Однако то, что я, в зависимости от решаемой мною задачи, нахожусь в разных «блоках» этой своей интеллектуальной вселенной, а потому мне доступны разные (по крайней мере, не одни и те же и точно не все) ее составляющие, я заметить не могу. Потому что тот, кто замечает (кто способен заметить), – это мое личностное «я», натренированное косвенной рекурсией, всегда считает, что он видит все.

То есть то, что оно (это мое личностное «я») представляет собой в каждый конкретный момент времени, не является одним и тем же (грубо говоря, это разные «личностные “я”»), потому что само это мое личностное «я» есть лишь виртуальный эффект, производимый тем, что на данный момент в моем мозгу актуализировано.

Однако это всегда буду тот же «я», если смотреть на это дело, понимая, что речь идет лишь о специфической кривизне пространства моих интеллектуальных объектов, которую они формируют своими «массами» в моем индивидуальном мире интеллектуальной функции, а не о каком-то принципиально ином пространстве с другими интеллектуальными объектами.

246. При этом задача, которую мое личностное «я» решает в данный конкретный момент, может, как я уже сказал, быть комплексной, то есть сложносоставной.

Например, я почти не понимаю американский акцент, поэтому, когда я общаюсь с человеком, который нормальные английские слова (как мне представляется) не может сказать нормальным английским языком, мое личностное «я» решает сразу кучу всяких разных задач.

Во-первых, я пытаюсь понять, что же говорит этот прекрасный американец, и голова моя пухнет, перебирая варианты. Во-вторых, я пытаюсь не раздражаться на то, что он говорит непонятно, хотя, казалось бы, что ему мешает – он уж точно знает английский язык лучше меня! В-третьих, я думаю, как мне выйти из этого дурацкого положения, поскольку я вроде бы дал понять моему собеседнику, что говорю по-английски, но категорически ничего не понимаю в том звуковом безобразии, которое он производит, полагая, что он говорит на этом самом языке.

И вообще я думаю в этот момент об огромной массе не относящихся к делу вещей, поскольку, вопреки обыкновению, как бы говорю с человеком, не имея при этом ни малейшей возможности (не смотря, надо признать, на большое усердие) построить внутри своей головы хоть какие-то интеллектуальные объекты, которые должны были бы данному разговору вроде как соответствовать.

То есть обычно, разговаривая с человеком, я прекрасно располагаюсь внутри собственной головы и с удовольствием кручу там свои интеллектуальные объекты в ответ на соответствующие раздражители, подаваемые мне моим собеседником. Причем я даже не отдаю себе отчет в том, насколько мало, в действительности, я слежу за тем, что происходит вокруг.

Но в примере с американцем я уйти в мир своей интеллектуальной функции не могу категорически, потому что интеллектуальные объекты, соответствующие нашей с ним беседе, в моей голове просто не формируются. В результате я замечаю, какие у него (или у нее) глаза, брови, нос, губы, как звучит голос и т. д. и т. п. То есть мое личностное «я» тут же находит для себя задачи в задаче.