Джозеф Кэмпбелл - Сила мифа [litres]

МОЙЕРС: Какие именно мифы? Можете привести пример мифа, который помогает именно вам?

КЭМПБЕЛЛ: В Индии, например, есть традиция, согласно которой, переходя от одной стадии к другой, следует менять стиль одежды, даже имя. Завершив карьеру преподавателя, я понял, что мне нужно будет совершенно изменить свой образ жизни, и поэтому я перестал ориентироваться на достижения и стал больше времени уделять расслаблению и наслаждению, чтобы по-настоящему оценить чудо жизни.

МОЙЕРС: Затем наступает последний этап пути, когда вы пересекаете врата тьмы.

КЭМПБЕЛЛ: Ну, это не проблема. Проблема заключается в том, что когда в среднем возрасте тело достигает вершины своих возможностей, а затем постепенно начинает дряхлеть, важно идентифицироваться не со стареющим телом, а с сознанием, которое является движущим механизмом. Это то, что я узнал из мифов. Кто я? Лампа, которая несет свет, или свет, для которого лампа – только носитель?

Одной из психологических проблем старения оказывается страх смерти. Люди напуганы вратами смерти. Но тело – всего лишь вместилище нашего сознания, и если удастся отождествить себя с сознанием, то можно спокойно размышлять о том, что тело постепенно разрушается, как старый автомобиль. Сначала слетает крыло, потом шины, одно за другим – и это предсказуемо. Но когда машина рушится полностью, сознание снова соединяется с самосознанием. И оно покидает эту конкретную среду.

МОЙЕРС: Итак, эти мифы должны рассказать нам о старении. Я спрашиваю, потому что большинство мифов рассказывают о молодости.

КЭМПБЕЛЛ: Да, это греческие мифы. Когда мы думаем о мифологии, то обычно подразумеваем либо греческую, либо библейскую мифологию. Греческой культуре свойственен акцент на человеческой природе и гуманизм. Отсюда и такой фокус на молодости и красоте.

Но они также уважают возраст. Умный старик и мудрец – уважаемые персонажи в греческой мифологии.

МОЙЕРС: А как в других культурах?

КЭМПБЕЛЛ: В них нет такого акцента на молодости.

МОЙЕРС: Вы говорите, что мифология начинается с образа смерти. Что вы имеете в виду?

КЭМПБЕЛЛ: Самые ранние доказательства какого-либо подобия мифологического мышления связаны с могилами.

МОЙЕРС: Вы имеете в виду, что люди видят жизнь, которая потом вдруг странным образом заканчивается, и они не могут понять, что происходит и куда она исчезает?

КЭМПБЕЛЛ: Что-то в этом роде. Попытайтесь представить, как вы себя чувствовали бы. Захоронения с оружием и жертвоприношениями, предназначенными для обеспечения умершему вечной жизни, – все это означает, что некогда был живой и теплый человек, который превратился в холодный разлагающийся труп. То есть было что-то, была жизнь, которая внезапно исчезла. Где она теперь?

МОЙЕРС: Как вы думаете, когда люди впервые осознали смерть?

КЭМПБЕЛЛ: Как только первые люди начали умирать. Животные тоже видят смерть, но вряд ли они размышляют о ней. Нет никаких доказательств того, что человек придавал какое-либо значение смерти вплоть до появления неандертальцев, которые стали хоронить умерших вместе с оружием и жертвенными животными.

МОЙЕРС: Какой цели служили эти жертвоприношения.

КЭМПБЕЛЛ: Этого я не знаю.

МОЙЕРС: Как вы предполагаете?

КЭМПБЕЛЛ: Я не могу ничего предположить. Существует огромный объем материала по этой теме, но есть какие-то вопросы, которые остаются без ответа. Раз у нас нет письменных источников, сложно предположить, о чем именно думали в то время люди. Все, чем мы обладаем, – результаты археологических раскопок, которые позволяют делать экстраполяцию на прошлое, но это опасно. Ясно одно: все эти захоронения свидетельствуют о том, что у древних людей были представления о загробной жизни, жизни за пределами видимого мира, другого уровня существования, который каким-то образом дополняет видимый уровень существования, являющийся нашей отправной точкой. На мой взгляд, это главная тема в мифологии: есть невидимый мир, который поддерживает мир видимый.

МОЙЕРС: То, чего мы не знаем, опирается на то, что мы знаем.

КЭМПБЕЛЛ: Да. Идея невидимой поддержки также связана с обществом, в котором живет человек. Общество существовало до него, будет существовать после него, и он является его членом. Мифы, которые связывают человека с его социальной группой, то есть племенные мифы, утверждают, что человек – орган более крупного организма. Общество само по себе служит органом еще более крупного организма, который представляет собой среду, то есть мир, в котором проживает племя. Основной смысл каждого ритуала – помочь человеку установить связь с некой морфологической структурой, превосходящей его собственное физическое тело.

Человек выживает, убивая, и именно поэтому в нем рождается чувство вины. Погребение говорит о том, что друг мой умер, но он спасется. И животные, которых я убиваю, тоже должны спастись. У самых первых охотников было представление о зверином божестве, таком повелителе животных, то есть о животном, которое управляет другими животными. Именно этот повелитель посылал других животных на убиение. Главный охотничий миф рассказывает о своего рода договоренностях между животным и человеческим мирами.

Животное добровольно отдает свою жизнь с пониманием того, что его жизнь не ограничена пределами физического мира и что оно вернется в землю или к Матери-природе через ритуал воскрешения. И этот ритуал воскрешения связан с главным охотничьим животным. Для индейцев американских равнин это зубр. На северо-западном побережье большие охотничьи праздники связаны с миграцией лосося. Главным животным Южной Африки считается очень красивая антилопа канна.

МОЙЕРС: И роль главного животного заключается в том, чтобы…

КЭМПБЕЛЛ: …обеспечивать пропитание.

МОЙЕРС: Таким образом, в ранних охотничьих обществах между людьми и животными существовал такой тип отношений, который предполагал, что одни будут съедать других.

КЭМПБЕЛЛ: Так устроена жизнь. Человек – это охотник, а охотник – хищник. В мифах хищник и добыча играют очень важную роль. Они представляют две стороны жизни – агрессивную, убивающую, побеждающую, захватывающую и создающую, и другую – поддерживающую эту жизнь.

МОЙЕРС: Жизнь как она есть. Что происходит в отношениях между охотником и его добычей?

КЭМПБЕЛЛ: Как мы знаем из жизни бушменов и из отношения индейцев к бизону, охотник уважает добычу. Например, африканские бушмены живут в пустыне. Их жизнь очень сложная, и охота в таких условиях довольно затруднительна. Это потому, что у них почти нет древесины для создания мощных, массивных луков. Бушмены охотятся с очень маленькими луками, полет стрелы которых – не более тридцати метров. Стрела не может глубоко пронзить тело животного. Она едва царапает его кожу. Вот почему бушмены пропитывают стрелы ядом, поэтому антилопы, эти чрезвычайно красивые животные, умирают мучительно, а их агония иногда продолжается полтора дня. После того как раненая антилопа мучительно умерла от яда, охотники обязаны соблюдать определенные табу, то есть не совершать определенные действия, что является своеобразным актом сопричастности к смерти животного, которая была вызвана человеком, а плоть животного обеспечит жизнь человеку. То есть имеет место идентификация, мифологическая идентификация охотника с добычей. Убийство – это не просто резня, а ритуал, как и прием пищи, сопровождаемый молитвой. Это ритуал признания зависимости охотника от добровольной жертвы добычи, которая умирает, чтобы человек мог прокормить себя. Охота – это ритуал.