Джозеф Кэмпбелл - Сила мифа [litres]

КЭМПБЕЛЛ: Когда «ты» превращается в «оно», из отношений уходят чувства. Отношение индейцев к животным существенно отличается от того, как относимся к животным мы. Мы рассматриваем их как низшую форму жизни. Библия говорит нам, что мы хозяева. Напротив, в восприятии охотничьих племен, как я уже говорил, животное во многих отношениях превосходит человека. Индейцы племени павни [27] Pawnee Indian – также пауни. – Примеч. ред . говорят: «В начале всех времен мудрость и знание принадлежали животным. Вот почему Тирава, верховный бог-творец, не говорит с людьми напрямую. Он отправляет животных, чтобы сообщить что Он явит ему Себя через диких зверей. И что человеку нужно учиться у них, у звезд, у Солнца и у Луны».

МОЙЕРС: Итак, первобытные охотники были первыми, у кого начало пробуждаться мифологическое воображение, кто прочувствовал чудо жизни?

КЭМПБЕЛЛ: Да. Те первобытные времена вызвали настоящий всплеск искусства, и созданные в то время объекты являются воплощением самого настоящего мифического воображения.

МОЙЕРС: Когда вы смотрите на эти примитивные предметы искусства, то иногда думаете не о самом предмете, а о мужчине или женщине, создавшими его? Я часто размышляю, кто бы это мог быть – мужчина или эта женщина?

КЭМПБЕЛЛ: Это первое, что приходит в голову, когда оказываешься в древних пещерах. О чем они думали, когда создавали эти рисунки? Как они туда попали? Как они воспринимали мир? Единственный источник света, который у них был, – небольшой мерцающий факел.

И при всем моем уважении к красоте я думаю о том, действительно ли эти рисунки и объекты создавались ради красоты? Или это естественное проявление прекрасного духа? Какова природа красоты песни птицы – сознательная, намеренная? И если да, то в каком смысле? Или это выражение ее прекрасного духа, если можно так сказать? Я так часто думаю об этом искусстве. В какой степени художник руководствовался тем, что мы сейчас назвали бы эстетическим соображением? Или он просто хотел выразить себя? И было ли это искусством, или он просто научился делать именно так?

Красота паутины, которую плетет паук, заключена уже в самой ее природе. Это инстинктивная красота. Какая ее часть обусловлена нашим собственным ощущением того, что жизнь прекрасна? И в какой степени это ощущение сознательно? Это большой вопрос.

МОЙЕРС: Скажите, вы помните, что почувствовали в тот момент, когда впервые увидели наскальные рисунки?

КЭМПБЕЛЛ: Оттуда не хочется уходить. Оказываясь в пещере, попадаешь в огромное помещение, похожее на собор, и везде – изображения животных. Немыслимая тьма вокруг. У всех нас были электрические фонари, но несколько раз человек, показывавший нам пещеры, гасил свет, и мы оказывались в кромешной темноте, темнее которой я никогда не видел. Что-то вроде, я не знаю, как сказать – как будто ты без сознания, такое все темное вокруг. Ты не знаешь, где находишься, в каком направлении идешь: на север, юг, восток или запад. Теряется ориентация в пространстве. В эту темноту никогда не проникал луч солнца. Потом, когда фонари снова зажигались, нашему взору открывались прекрасные рисунки животных. Они написаны с такой точностью и такой энергией, которые характерны для японской росписи по шелку, очень похоже. Бык длиной шесть метров изображен так, что его нарисованные бедра совпадают с выпуклостями в самой скале. Все продумано и как будто бы находится в единстве с окружающим миром.

МОЙЕРС: Вы называете их храмовыми пещерами?

КЭМПБЕЛЛ: Да.

МОЙЕРС: Почему?

КЭМПБЕЛЛ: Храм – это пространство души. Пересекая порог собора, вы входите в мир духовных образов. Храм – это материнская утроба вашей духовной жизни, мать-церковь. Все фигуры и объекты в храме наполнены духовным содержанием.

В наших соборах все образы имеют антропоморфный характер. Бог, и Иисус, и святые – это люди. В пещерах же на рисунках изображены животные. Но и иконы, и наскальная живопись говорят об одном и том же, поверьте мне. Форма вторична. Первостепенно само послание.

МОЙЕРС: И какое послание заключено в наскальных рисунках?

КЭМПБЕЛЛ: Рисунки в пещерах говорят о том, как высшие силы проявляют себя во времени и что каким-то образом это можно ощутить в этом месте.

МОЙЕРС: Для чего использовались эти пещеры?

КЭМПБЕЛЛ: Ученые считают, что в них проводились ритуалы инициации молодых мальчиков. В какой-то момент они должны были узнать не только о том, как охотиться, но и как поклоняться животным, какие ритуалы выполнять и как перестать быть мальчиками, потому что настало время стать мужчинами. Я не знаю, понимаете ли вы, но охота в то время была чем-то очень, очень опасным. И пещеры выполняли роль святилищ, где проходили мужские ритуалы, где мальчики совершали переход из мира матерей в мир отцов.

МОЙЕРС: Что именно происходило во время таких ритуалов?

КЭМПБЕЛЛ: Мы не знаем наверняка, что они делали в пещерах, но знаем, что делают сейчас австралийские аборигены. Когда мальчик начинает становиться озорным и неуправляемым, тогда наступает такой день, когда в его дом приходят мужчины племени. На них нет ничего, кроме повязок из белых перьев, приклеенных к их телам собственной кровью. Они вращаются и издают рев, который олицетворяет голоса духов, а мужчины сами являются духами.

Мальчик пытается спрятаться вместе со своей матерью, а она пытается защитить его. Но мужчины просто похищают его. Это означает, что отныне мать больше не приносит пользу мальчику. Вы не можете вернуться к матери, потому что вы переходите в другой мир.

Затем мальчиков отводят на священное место мужчин, и там совершается несколько обрядов посвящения – обрезание, символические надрезы на теле, они пьют человеческую кровь и так далее. Так же, как дети пьют материнское молоко, им теперь приходится пить мужскую кровь. Так они превращаются в мужчин. Во время этого ритуала перед ними разыгрываются сцены великих мифов. То есть их посвящают в мифологию племени. Затем, когда все заканчивается, мальчиков снова приводят в деревню, где им уже выбрали девушек, на которых они должны жениться. Мальчики возвращаются мужчинами.

Период детства закончился, об этом говорят символические порезы на его теле, обрезание и разные шрамы. Теперь у него тело мужчины. И нет никакой возможности вернуться назад, в детство.

МОЙЕРС: Нельзя вернуться к матери.

КЭМПБЕЛЛ: Нет. В нашей жизни, однако, таких ритуалов больше не существует. Вы можете встретить сорокапятилетнего мужчину, который все еще слушается своего отца. Поэтому он идет к психоаналитику, который может помочь ему совершить этот переход.

МОЙЕРС: Или он идет в кино.

КЭМПБЕЛЛ: Кино может стать своеобразной заменой мифологических ритуалов, однако следует понимать, что кино создается совершенно с другой целью, чем та, которую преследует обряд инициации.