Мария-Луиза Франц - Психэ и материя

Поэтому Юнг, как я уже говорила, определяет время как modus cogitandi, то, что мы способны воспринять в виде потока внутреннего и внешнего опыта; время это течение внешне воспринимаемых событий одновременно с внутренним течением мыслей, ощущений и эмоций [24]. Понимаемая столь широко, идея времени базируется на архетипическом основании, подтверждаемым тем фактом, что религиозные и мифологические образы демонстрируют определенную идентичность в самых разнообразных культурах.

В Бхагават-Гите Кришна раскрывается перед Арджуной в своей подлинной ужасающей форме. «И увидел я бесконечный образ, в коем переплелись бесчисленные руки, тела и глаза. Великим потоком эти тела исчезают в его пылающей пасти» [25].

Древние греки соотносили своего Хроноса-Время с великой рекой Океаносом, опоясывающей всю землю и вселенную в виде огромного змея с начертанными на спине знаками зодиака. Океанос также воплощал собой душу мира, поскольку душа, по мнению греков, была сущностно жидкой, влажным выдохом божества. Алхимик Зосима так говорит об этой влаге: «Круглый элемент из двух частей, принадлежащий седьмому поясу Кроноса, так это можно назвать языком профанов. Но чем является это, подлинным мистическим языком объяснить нельзя… Обычный язык называет это Океаносом, истоком и семенем, порождающим всех богов, чудесным Q элементом, объемлющем все сущее, как это уже было сказано о средствах божественной воды» [26].

Флюид или змей на более низком уровне были также символом «зона», жизни отдельного индивидуума, в связи с чем можно вспомнить схожее значение змеи в Древнем Египте, жители которого верили, что каждый человек обладает собственным «змеем жизненных сил», оберегающим человека в жизни и после смерти.

В поздней античности этот бог Океанос-Кронос-Эон был отождествлен с персидским Зерваном в обеих его аспектах: как «Бесконечное Время» и как «Время Долгого Царствования». В поздних митраистских текстах к нему обращаются как к «духу протянувшемуся от небес до земли тому что сдерживает бездну и освещает мир величайшей тайне вселенной. Он земной пылающий из ветра сотканный темный и влажный»; он таким образом заключает в себе все оппозиции и является «Творцом и Повелителем Всего Сущего» [27]. В знаменитом ацтекском Каменном Календаре самое внешнее кольцо сплетено из двух огненных змей, которые лежат на дне голова к голове. Здесь мы, таким образом, опять встречаемся с символом змеи и оппозициями, связанными с идеей Времени.

В Китае время ассоциировалось не со змеей, но с драконом. Он был символом Ян, солнечного, мужского, динамического и творческого принципа, повелевавшего, согласно И-Цзин, духом и временем, тогда как Инь, принцип принимающий, действовала и сфере материи в пространстве [28].

Суммируя все вышесказанное, мы можем определить, что время сущностно всегда соотносилось с образом Самости или Бога в ее динамическом, творческом аспекте. В Самости, есть, так сказать, элемент Времени в аспекте эманации, энергии и движения: Самость сама делает для нас возможным переживание времени.

Я хочу проиллюстрировать эту точку зрения, приведя здесь сон одного сорокалетнего мужчины. Он учился на психоаналитика и за день до того, как ему предстояло принять своих первых пациентов, он вдруг впал в панику. Он чувствовал себя неуверенно и начал разбираться, что же вообще может значить анализ и «правильная» интерпретация сновидения. «Что происходит, когда мы анализируем сны?». Задавшись таким вопросом, он лег спать и приснился ему следующий сон:

Я сижу на каком-то открытом квадратном пространстве вроде площади в старинном городе. Ко мне подходит молодой красивый юноша, пышущий здоровьем, с золотисто-светлыми волосами, и начинает рассказывать свои сновидения. Он как бы разбрасывал их, словно они были материальны. Всякий раз, когда он рассказывал сон, с небес падал камень и разбивал сон на мелкие кусочки. Дотронувшись до одного кусочка, я увидел, что это хлеб. В итоге же от сна оставались только болты и маленькие угольки. Я сказал юноше: Ты должен развернуть свой сон до такой степени, чтобы от него остались только эти болты. Он же мне ответил: Толкование сновидений — это искусство раскрывать то, что некто скрывает в себе и одновременно отбрасывает вовне, как и в реальной жизни.

Затем сцена изменилась. Теперь мы сидим вдвоем на берегу красивой широкой реки. Сновидения образуют фигуру в виде пирамиды из болтов и угольков, очень напоминающую абстрактные работы Брака, но трехмерную и живую. Она сложена из тысяч треугольников и четырехугольников, непрестанно движущихся. Я думаю, это объясняется стремлением поддержать баланс целого: когда одна фигура меняет свой цвет, другая тоже должна изменить его со своей стороны. Верхушка же пирамиды была пуста, на ней не было ничего! Но как только я взглянул вверх, как с вершины пирамиды вдруг заструился свет.

Сцена снова изменилась. Пирамида была на месте, но сделана она была теперь из экскрементов. Вершина ее все еще сияла, и я вдруг осознал, что этот свет и делает экскременты видимыми и vice versa [119] И наоборот (лат). . Я вгляделся пристальнее в зловонную субстанцию и понял, что смотрю на руку Божью. Тут же я понял, почему верхняя точка была невидима: это был лик Божий! [После этого последовала уже более личностная часть сновидения] [120] Укороченная версия Я более подробно интерпретировала этот сон в Praxis der Psychotherapie. — Прим авт. [29].

Я разберу сон в целом довольно кратко, остановившись подробнее на значении реки. Сон с самого начала пытается показать сновидцу, что происходит, когда мы интерпретируем его: аспект нашей Самости, златовласый юноша, и создает сновидения, Эго же неспособно истолковать их. Камни, летящие с небес и разбивающие сны, означают, что верное понимание сна интуитивно приходит чаще всего из бессознательного, это именно тот самый «удар », внезапное прозрение сути сновидения. Кусочки сна выглядят как «хлеб насущный», важнее, однако, здесь постепенно материализующаяся пирамида, которая, согласно Юнгу, является одним из символов Самости — божественного ядра Психэ. В своих исследованиях Гельмут Якобсон ( Helmuth Jacobsohn) показал, что похожий на маленькую пирамиду камень на вершине египетских пирамид всегда размещался таким образом, чтобы на него падал первый луч солнца. Он означал также бессмертную сущность души умершего, реализующуюся в его воскрешении, сливаясь с космическим божеством Атумом, но не теряя, однако, собственной идентичности [30].

Сновидец наблюдает за пирамидой, сидя на площади в городе — искусственном человеческом сооружении. Потом же он внезапно оказывается вместе со своим собеседником на берегу полноводной реки и с этого момента пирамида оживает, начиная беспрестанно меняться. На сиену выходит время. Сон словно пытается сказать, что речь идет о первом этапе индивидуации, когда мы начинаем осознавать Самость внезапным пониманием смысла наших сновидений. Мы начинаем входить в контакт с Самостью, но и это еще не все, поскольку задача состоит в том, чтобы наладить контакт с Самостью во времени, где нужно постоянно сохранять баланс. Поэтому мы видим здесь одновременно и образ реки и образ пирамиды, Самости, вечно живой и меняющейся. Тут сновидец наталкивается на новый парадокс: пирамида состоит из экскрементов, максимально бесполезного вещества, скрывая за собой в то же время «руку Божью». Преходящее и вечное соединены в ней неразрывно (Можно вспомнить здесь утверждение алхимиков, что философский камень искать нужно в навозе и отбросах).