Элисон Гопник - Садовник и плотник [litres]

Сцена, знакомая нам по сотням фильмов, типичная иллюстрация из учебника, сюжет диорамы в музее естественной истории: несколько заросших бородами мужчин, укутанных в звериные шкуры, – выступающие вперед нижние челюсти, мощные надбровные дуги, свирепые лица – крадутся по следам гигантского шерстистого мамонта. Внезапно огромное косматое животное с его ужасающими трехметровыми бивнями бросается прямо на охотников – таких крошечных и беззащитных по сравнению с ним. Но люди – пусть они и не так уж велики ростом – очень умны и отлично умеют работать в команде. Вожак взмахом руки приказывает нескольким загонщикам зайти чудовищу в тыл и осыпать его градом камней, чтобы подогнать мамонта к лучшему из охотников, который сейчас отважно потрясает копьем, а затем сокрушительным и точным ударом нанесет зверю смертельный удар. Удачливые охотники отрезают от туши гигантские стейки и самые соблазнительные куски будущего жаркого на косточке – и волокут все это домой, на радость соплеменникам.

Противопоставим эту картину первобытной охоты, где словно сама природа неистовствует во всей своей неумолимой жестокости, и тихую, нежную – если не сказать изнеженную – картину мирного вторника (именно по этим дням мы с моим годовалым внуком Огастесом обычно ездили на фермерский рынок).

У Оджи тогда были вьющиеся золотые локоны, большие голубые глаза и пухлые румяные щечки – но привлекательнее всего была его застенчивая улыбка, которую он с точным расчетом использовал, насмерть сражая всех встречных. Если верить его дядьям, Оджи уже в этом возрасте разбил немало сердец.

На рынке пожилые дамы с корзинками непременно останавливаются около его коляски и в умилении восклицают: “Какой хорошенький!” Прелестная маленькая девочка опускается у коляски на колени, чтобы поболтать с Оджи: “Ой, смотрите, какой малы-ы-ыш!” – тянет она тонким голоском, но с совершенно материнской интонацией. Однако Оджи очаровывает не только женщин: парень из киоска с пастой улыбается ему и угощает сухариком с орехами и сушеными вишнями.

Я, гордая бабушка, подсаживаю Оджи себе на бедро и показываю ему подсолнухи: “Смотри, какой славный цветочек, Оджи!” Оджи немедленно хватает цветок, тянет в рот и от души откусывает кусок, так что я кричу: “Нет, Оджи, нет, бяка!” – и взамен даю ему попробовать персик и помидор. С таким же пылом Оджи показывает на все, что ему интересно: “Там!”, “Шарик!” и “Собачка!” (Гретцки, нашего пса, назвали в честь великого хоккеиста Уэйна Гретцки – в знак уважения к нашему канадскому наследию; этот пес – одна из важнейших фигур в жизни Оджи).

Мы останавливаемся возле лотка с мороженым-сорбетом (разумеется, веганским и органическим), и Оджи с большим энтузиазмом, хотя и не очень умело, начинает ковырять в стаканчике деревянной ложечкой, подражая своему деду. На углу играет юный уличный музыкант-виолончелист, и Оджи слушает и смотрит как зачарованный, провожая глазами каждый взмах смычка. Какая-то женщина начинает танцевать под музыку, и Оджи ловит ритм, размахивает босыми ножонками точно в такт ее танцу – буги стареющей дамы из поколения бэби-бумеров.

Пока дедушка отвлекает Оджи музыкой, я заканчиваю с покупками всякой снеди. Затем появляются отец и дядя Оджи и начинают подбрасывать его в воздух и перекидывать друг другу, к невероятному восторгу малыша. Наконец мы все едем домой, обожаемая мама кормит его, и уставший от обилия впечатлений Оджи засыпает.

Примечательно, что, согласно самым последним исследованиям в области антропологии, эта вторая картина на самом деле описывает наше эволюционное прошлое лучше, чем знакомая картинка охоты на мамонта. Я вовсе не утверждаю, что охота не была важна или не играла роли в развитии уникального человеческого разума. Но наиболее значимые перемены в нашей эволюции, скорее всего, были в большей степени связаны с отношениями между бабушками и детьми, чем между людьми и мамонтами.

Рынок – это место, куда я отправляюсь, чтобы набрать фруктов, корнеплодов и орехов, – почти так же, как мои первобытные предки (хотя, конечно, изобретение автомобиля и денег значительно упростило этот процесс). Многие из наших древних когнитивных преимуществ зависели от навыков собирательства [26] См. Parker and Gibson 1977; Yamakoshi 2001. . Первобытные люди придумывали изобретательные способы преодолеть природную защиту потенциальных источников пищи – от скорлупы орехов до горьких токсинов, содержащихся в маниоке. Столь же ловко они научились отличать потенциально съедобное от безнадежно ядовитого. Недавние исследования утверждают, что эти навыки собирательства, возможно, сыграли в успешности человека как вида не меньшую роль, чем охота, – хотя в эпоху плейстоцена умение выковыривать из-под древесной коры восхитительных “органических” съедобных термитов считалось, вероятно, более важным навыком, чем умение есть деревянной ложечкой восхитительный органический сорбет (разумеется, из стаканчика, изготовленного из переработанной древесины). Не менее важно было и то, что этой пищей делились с беспомощным молодняком, а также обучение этого молодняка: как самостоятельно собирать пищу и как отличить съедобное от ядовитого.

Орехово-вишневый сухарик также может служить иллюстрацией того, как наше умение готовить пищу, колоть орехи, растирать зерно и сохранять запасы помогало обеспечить калории, необходимые для прокорма какого-нибудь румяного младенца, похожего на Оджи. Недавние исследования показывают, что уже ранние сапиенсы и, возможно, даже неандертальцы умели растирать в муку крахмалосодержащие части растений и готовить из этой муки пищу [27] Revedin et al. 2010. . Принести домой немного зерен для будущего сухарика или, на худой конец, съедобный корень рогоза было не менее важно, чем притащить добрый кусок мамонтятины.

Но самым важным навыком было умение вырастить ребенка. Повседневная сценка на фермерском рынке иллюстрирует множество характерных аспектов того, как люди выращивают детей. Мы принимаем все это как само собой разумеющееся – да и как иначе можно относиться к ребенку? – но эти детали играли решающую роль в истории нашей эволюции. Небольшая группа, состоящая из родителей, дедушек и бабушек, старших детей, случайных прохожих и даже домашних собак, – и все они обратили внимание на маленького ребенка и так или иначе пообщались с ним! Это чисто человеческий феномен. Не менее характерно и то, что заботу о ребенке участники группы разделили между собой: подобное совместное предприятие может быть не менее сложным, чем загонная охота на мамонта [28] Hrdy 2009. .

Особенно древними могут показаться бабушки (и они в самом деле частенько чувствуют себя неимоверно древними, подтверждаю), но с эволюционной точки зрения бабушка – изобретение сравнительно недавнее [29] Hawkes and Coxworth 2013. . Люди – единственные приматы, которые продолжают жить, процветать и заботиться о детях еще долгое время спустя после того, как сами вышли из детородного возраста.