Тара Брах - Радикальное принятие. Как исцелить психологическую травму и посмотреть на свою жизнь взглядом Будды

Я больше не воспринимаю себя как неполноценную личность, которая вынуждена вести борьбу за что-то.

Как и самоопрос, внимание к переживаниям открывает возможность привнести больше необусловленной приязни в вашу внутреннюю жизнь. Если мы набрасываемся на возникшее чувство страха с криком «Страх! Попался!», мы лишь усиливаем напряжение. Когда мы даем имя своему переживанию, это вовсе не попытка пригвоздить неприятные переживания или заставить их уйти. Скорее это мягкий и добрый способ сказать: «Я вижу тебя, Мара». Такой настрой радикального принятия позволяет испуганным и уязвимым аспектам нашего существа проявиться.

В традиционных культурах называние вещей играет значительную роль в процессе исцеления. Считается, что как бы ни были сильны духи, вызвавшие болезнь, если шаман может назвать их имя, они подчинятся и больше не смогут управлять своей жертвой. Так происходит исцеление. Западная психология считает, что те части нашей психики, которые мы не видим и не осознаем, контролируют нашу жизнь. Если мы называем силы Мары, когда они возникают, то они уже не могут направлять нас и мы не будем одержимы ими. Одно то, что мы относимся к ним с приязнью, а не со страхом, лишает их силы.

Практики самоопроса и присвоения имен позволяют нам осознать тот факт, что мы страдаем. Пойманные в сети наших собственных историй, мы можем успешно отрицать правду о нашем переживании. Иногда я могу быть нетерпеливой и критичной к себе в течение нескольких дней, прежде чем сделаю паузу и обращу внимание на те чувства и мысли, которые никак не могли достучаться до моего сердца. Когда я делаю паузу и смотрю на то, что происходит, я осознаю, что испытываю страдание беспокойства и сомнений в себе.

Для многих моих учеников и клиентов осознание того, какую сильную боль они испытывают, стало переломным моментом. Эта ситуация кардинально отличается от жалости к себе и жалоб на жизнь. Это осознание не значит, что вы сосредоточиваетесь на том, сколько в вашей жизни проблем. Скорее осознание степени страдания, которое мы испытываем, воссоединяет нас с нашим сердцем.

Я видела, как это происходило с Карлом, когда навещала его. После того как он описал железную хватку своей тревоги, я рассказала ему, что увидела: «Карл, мне было бы тяжело испытывать ту боль, которую ощущаешь ты… любому было бы тяжело. Твое тело скованно тревогой. Ты настолько переполнен ощущением неудачи и чувством стыда, что тебе некомфортно даже в кругу своей семьи. Это огромная боль… Я вижу, как тебе больно». Когда Карл начал осознавать масштабы своей боли, его глаза наполнились слезами. «Это правда, – тихо сказал он. – Мне больно. Очень». И тогда впервые за эти месяцы Карл позволил себе заплакать.

Улыбка – это «да» безусловной доброжелательности, которая бесстрашно приветствует любое переживание.

Признание того, что мы страдаем, – освобождает. Самоосуждение уходит, и мы можем относиться к себе с добротой. Когда Карл перестал плакать, его лицо смягчилось, а тело расслабилось. Горечь ушла из его голоса. «Я так злился на себя из-за этой ситуации… Я полностью игнорировал то, насколько для меня важно быть успешным и как тяжело оказаться проигравшим».

Когда мы относимся к себе с такой же безусловной добротой, с какой бы отнеслись к другу, мы перестаем отрицать собственное страдание. Когда мы, фигурально выражаясь, сидим за своим плечом и задаем вопросы, слушаем и даем имена своим ощущениям, мы ясно видим проявления Мары и открываем сердце для нежности к своему страданию.

Несколько лет назад во время ретрита по випассане я вдруг поняла, что погрузилась в болото негативного настроя. Я с брезгливостью относилась ко всем проявлением жизни вокруг меня. Учителя говорили слишком много, погода разочаровывала холодом и пасмурностью, мои товарищи по ретриту бесцеремонно чихали в мою сторону, и у меня самой уже был этот отвратительный гайморит. Все было не так, как надо, особенно я сама. Устав от этого раздражения, я решила, что, вместо того чтобы отвергать происходящее, буду со всем соглашаться. Я стала приветствовать все, что возникало в моем осознавании, молчаливым «да». «Да» – боли в ноге, «да» – обвиняющим мыслям, «да» – чихам и раздражению и тоскливому серому небу.

Сначала мое «да» было машинальным, неохотным и неискренним, но даже произнося его так я каждый раз чувствовала, как что-то расслабляется во мне. Вскоре я начала играть с этим. Представляя, что я, как Будда, приглашаю Мару на чай, я хотела не только принять свои переживания, но и активно поприветствовать их. Я начала произносить «да» более мягким и дружелюбным голосом. Я даже начала иногда улыбаться – вся моя драматичность показалась довольно глупой. Мои тело и ум становились все более легкими и открытыми. Даже давление в гайморовых пазухах уменьшилось. Темное облако «нет» сменилось обширным небом «да», в котором было достаточно места и для брезгливости, и для раздражения. Критические комментарии все так же возникали в моей голове, но вместе с «да» они уходили прочь. Когда мой ум предположил, что я всего лишь использую уловку, и она не будет долго работать, я сказала «да» и этой мысли, и она растворилась. Я ничему не сопротивлялась и ни за что не цеплялась. Настроения и ощущения, и мысли плыли по дружелюбному небу радикального принятия. Я чувствовала внутреннюю свободу, которая происходит из безусловного принятия жизни. Я приглашала Мару на чай.

Мы используем радикальное принятие, когда вместо отрицания эмоциональной боли говорим «да» нашим переживаниям. Пэт Роудгаст, которая была представителем учителя Эммануила, пишет: «Так идите со своей тяжестью, говоря ей „да“. „Да“ – печали, „да“ – шепотом произнесенному желанию. „Да“ – страху. Любить – означает убрать стены, заборы и закрытые двери и сказать „да“… можно очутиться в раю, просто сказав „да“ этому мгновению». В тот самый миг, когда мы соглашаемся испытывать страх или уязвимость, жадность или возбуждение, мы начинаем относиться к жизни с безусловно доброжелательным настроем.

Когда я рассказываю ученикам о практике «да», часто они начинают возражать или оказываются в замешательстве. Разве это не очередной способ поверхностного «положительного мышления», способ игнорировать то, как тяжела иногда бывает жизнь? Конечно же, возражают они, мы не можем говорить «да» каждому нашему опыту. Что, если мы хотим причинить кому-нибудь боль? Что, если находимся в глубокой депрессии? Разве наше «да» не усилит эти состояния?

Когда вы говорите «да», это не значит, что вы одобряете злые мысли или погружаетесь в свои чувства. Мы не говорим «да» своему пагубному поведению. И мы не говорим «да» внешним обстоятельствам, которые могут нам навредить. Если кто-то грубо с нами обращается, разумеется, мы должны сказать твердое «нет» и возвести границы, которые защитят нас. Но, тем не менее, даже в это мгновение мы можем сказать «да» чувству страха, гнева или боли, которые возникают в нас. «Да» – это внутренняя практика принятия, в которой мы сознательно позволяем мыслям и чувствам возникать и исчезать.