Мария-Луиза Франц - “Золотой осел Апулея

Так Христос оставался живым архетипом, с которым многие люди были связаны посредством личного внутреннего опыта. Христос для них был божеством, с которым можно соприкоснуться на опыте, тем, кто жил среди них, действовал в сердце сообщества и влиял на жизни. Позже живой символ угас, потерял эмоциональное качество и нуминозность, и это привело к тому, что все больше людей знали только от бабушек, что был такой бог, но сами уже не имели с ним никаких отношений. Они молились как раньше, потому что были научены молитве, но уже не говорили о личном религиозном опыте. Вот почему Ницше в критический момент своей жизни сказал: «Бог мертв». Однако, он не мертв, только жизнь его стала невидимой, вернулась в лоно, из которого он родился, в бессознательную архетипическую изначальную форме; в этом состоянии он стал богом, обитающем в сосуде.

Таким образом, можно сказать, что круглый сосуд символизировал тайну человеческой психики, в которой скрывается живая божественная сущность, иными словами, вечная и нерушимая божественная реальность. Хотя человек иногда почитает Бога, а иногда не верит в него, в психике всегда присутствует вечная сущность Бога, который не может умереть. Фигуре Христа угрожает опасность стать мертвым богом, но пока он воплощает архетип, он вечен. Он воплощает опыт архетипической реальности, и в этом смысле бессмертен. Он выжил после смерти благодаря возвращению в лоно бессознательной психики, из которой появился. Сосуд и божественная сущность в нём — это символ психологического подхода и переживания, в котором все религиозное воспринимается изнутри, а не во внешних формах. Ничто больше не спроецировано на образы и ритуалы или организации. Это снова личный нуминозный опыт индивидуума. Это момент, когда мертвый бог возвращается в сосуд, из которого снова появляется тем, кем всегда был: вечной психической реальностью. Вот почему египетский символ сосуда с божественной сущностью в нём сохранился даже в христианстве. Когда возникли сомнения о фигуре Христа, ожили все те легенды о Священном Граале, которые могут придать новое направление. Церковь увидела в материале о Граале некоторую опасность из-за присутствующего в нём индивидуального элемента. Потому некоторое время боролась с этими идеями и называла их еретическими. Но они продолжали жить в алхимии и тайных обществах fedeli d’amore , к которым принадлежали Петрарка и, возможно, Данте. Но насколько хорошо в те времена понимали, что сосуд Грааля символизировал бессознательную психики индивидуума или индивидуума как сосуд для божества? Насколько хорошо понимали, что каждый человек на самом деле сосуд, вмещающий бога? Мы не можем судить. По крайней мере, об этом упоминали поэты, насколько это видно из некоторых сочинений.

Тайные пути мира светской любви, которые продолжали опыт античных мистерий, почти полностью исчезли в семнадцатом столетии. Их вытеснило Просвещение, рационализм и научно-техническое развитие, с которыми мы живем сегодня. Но поскольку архетипические ценности не умирают, в наши дни они повсюду появляются в изобилии сект, в наркотиках, в страстном влечении к эзотерике во всех мыслимых формах.

В то же время эти иррациональные ценности, с которые теперь исчезли из коллективного бессознательного, в неожиданной форме возродились в юнгианской психологии. Благодаря готовности погрузиться в себя и столкнуться с бессознательными силами («пред богами подземными и небесными»), Юнг показал нам, как работать с этими силами. Чтобы принять то, что бессознательное — боги — хочет нам сказать и осознать волю богов, того бога, который проявляется в нас, встать на путь служения ему, не забывая об индивидуальных ограничениях человеческой природы, требуется сильное сознание, достаточно гибкое и скромное.

Не зря Юнг начертал над дверью дома в Кюснахте слова древнего оракула: Vocatus atque non vocatus deus aderit («Званый или незваный, Бог будет здесь»). Даже если мы этого не осознаем, бог выживает после смерти в сосуде нашей души, как в сосуде Осириса или Граале. От нас требует обратить на него внимание и позволить развиться тому, что изнутри стремится к целостности.

Для людей античности было проще найти этот путь, чем для нас, потому что, как мы видели на примере этого романа, у человечества были культы мистерий, которые наделяли его опытом столкновения с бессознательным и Самостью. У нас больше нет этих образов, и потому мы менее защищены от столкновения с силами бессознательного.

Я надеюсь, что эти попытки психологической интерпретации, которые зачастую были только неуверенными предположениями, донесли до читателя следующую мысль: роман Апулея — это крайне важный document humain, который можно поставить в один ряд с « Фаустом » Гете. Он ведет к глубочайшим проблемам западного человека и символически указывает на возможности развития, так и оставшиеся не осознанными.

1. Abt, A. Die Apologie des Apuleius von Madaura und die antike Zauberei. Giessen, 1968.

2. Andreae, Jean Valentin. Les Noces chymiques de Christian Rosen-creUtz. Strasburg, 1616. Tr. by Bernard Gorceix in La Bible des Rose-Croix. Paris: Presses Universitaires de France, 1971.

3. Andreae, V. Chemische Hochzeit. Stuttgart: Neudruck, 1973.

4. Apuleius of Madaura. L’Apologie. Translated by P. Velette. Paris: Belles-Lettres, undated.

5. Florides. Translated by P. Valette. Paris: Belles-Lettres, undated.

6. The Golden Ass: Being the Metamorphoses of Lucius Apuleius. Translated by W. Adlington, 1566; revised by S. Gaselee. (Loeb Classical Library) Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1915.

7. The Golden Ass. Translated by Robert Graves. Edinburgh: Penguin Books, 1903.

8. Opuscules et Fragments. Translated by Beaujeu. Paris: Belles-Lettres, undated.

9. Aurigemma, L. Le signe zodiacal du scorpion dans les tradition soccidentales. Paris: Mouton, 1976.

10. Bergmann, Jan. «Ich bin Isis.» In: Studium zum memphitischen Hintergrund der griechischen Isisaretalogien. Uppsala, 1968.

11. Berthelot, M. Collection des Anciens Alchemistes Grecs. 2 vols. Paris: Steinheil, 1897/98.

В романе Апулея «Метаморфозы, или Золотой осёл» представлена история о Купидоне и Психее — иными словами, греческие и римские элементы оказываются смешаны. Тем не менее, в нашей интерпретации этой сказочной истории речь пойдёт об Эросе и Психее: мы будем использовать имена богов в их исконных греческих формах. Это не является следствием филологического педантизма, который был бы крайне неуместен в данной работе. С литературной точки зрения, нет сомнения в том, что образы богов весьма фривольного позднеримского пантеона, окружающие Психею у Апулея, несут в себе известную долю очарования волшебных сказок. Но поскольку целью нашей работы является анализ мифологических мотивов, то будет более уместным говорить об Элевсинских мистериях Деметры, а не Цереры, и называть аргосскую богиню Герой, а не Юноной. Более того: не Венера, а именно Афродита ассоциируется у нас с Великой Богиней. Наконец, супругом и любовником Психеи в мифе является могущественный Эрос — божество доисторической эпохи, а вовсе не Амур или Купидон — маленький озорной ангелочек, чей образ встречается в произведениях искусства, начиная лишь с античных времён.