Мария-Луиза Франц - “Золотой осел Апулея

И даже с учётом всех его сладостных грёз, не является ли сие существование в чувственном раю Эроса унизительным? Разве это не состояние слепого послушания, против которого фемининное самосознание — такова уж матриархальная позиция фемининности — должно бунтовать, против которого оно должно применить все предложенные сёстрами средства? Бытие Психеи есть небытие. Это пребывание во тьме, это восторженное исступление плотской чувственности вполне можно сравнить с состоянием поглощённости демоном, монстром. Эрос — крылатый бог внезапного и жгучего очарования — являет собой всё, что было перечислено оракулом Аполлона, чьим словам вторят сёстры Психеи; сама же она действительно оказывается жертвой своего супруга [189] Пребывание Психеи в тёмном раю Эроса представляет собой интересный вариант мотива поглощения героя уроборическим чудовищем, гибридом кита и дракона. В данном случае состояние пленения тьмой обретает черты наслаждения — тем не менее, это также архетипическая ситуация, не являющаяся чем-то исключительным. Часто угроза поглощения таится в соблазне погрузиться в блаженное состояние (регрессивное по своей сути) — вспомним хотя бы пряничный домик в сказке о Гензеле и Гретель. Это райское блаженство скрывает в себе монстра-пожирателя: в нашем случае это дракон Эрос, в названной сказке — ведьма. Подобно тому, как во время ночного плавания по морю маскулинный герой-солнце зажигает свет во чреве чудовища, а затем прорубает сквозь плоть монстра путь на свободу, Психея, желая вырваться из своей темницы, тоже вооружается светом и лезвием. В мужском солярном мифе враждебное, смертоносное действие героя направлено вперёд, к новым рубежам, и даже если это лишь осознание нового, оно всё равно приводит к «убийству» и «расчленению» объекта (дракона). В фемининном же варианте мифа подобная потребность героини в знании сохраняет тесную связь с гораздо большей потребностью в любви. Так, даже когда Психея вынуждена нанести рану своему возлюбленному, она сохраняет с ним связь, ни на миг не прекращая попыток примирения и не прерывая процесс его трансформации. .

Основной закон матриархата запрещает любые взаимоотношения с мужчиной как с отдельной личностью и признаёт его лишь в качестве проводника анонимной силы, имеющей божественное происхождение. В случае Психеи требование анонимности выполняется, но в то же время она навлекает на себя страшный, несмываемый позор тем, что становится жертвой этой мужественности, оказывается полностью в её власти. С точки зрения матриархата, единственным достойным ответом на подобное унижение является убийство и кастрация маскулинности — а именно этого требуют от Психеи её сёстры. Но они воплощают в себе не только регрессивные тенденции: здесь также задействован принцип «высшей женственности». Это подтверждается символизмом дальнейшей мифологической ситуации, которая буквально «озаряет» бессознательное состояние Психеи.

Всякий раз при столкновении с Эросом Психея противится его требованиям прекратить общение с сёстрами. Вначале разница между внешней мягкостью поведения героини и её внутренней убеждённостью кажется неразрешимой загадкой. Остаётся лишь дивиться тому странному упорству, с которым Психея, вопреки регулярным и настойчивым предостережениям, сохраняет свою связь с родственницами. Но во время очередного спора она произносит весьма откровенную фразу: «Ни слова больше не спрошу я о твоём лице, самый мрак ночной мне уже не досаждает, так как со мной ты, свет моей жизни». Эти слова являются ключом к пониманию внутренней ситуации героини.

В тот самый момент, когда кажется, будто Психея окончательно примиряется с тьмой (то есть с собственной бессознательностью) и полностью отказывается от индивидуальности, она вдруг обращается к своему неизвестному и невидимому любовнику как к «свету её жизни». Чувство, до сих пор остававшееся незаметным, наконец проявилось. В своих словах Психея отрицает не только свою усталость от жизни во тьме, но и страстное желание узнать, кем является её любовник. Она гонит прочь свой собственный страх того, что это в конце концов произойдёт и обнаружит её бессознательную осведомлённость в происходящем. Она долго пребывала в плену тьмы, теперь же ею руководит необходимость двигаться к свету, к большей осознанности. Но одновременно героиня ощущает нависшую над ней великую угрозу. Именно это придаёт особый драматизм сцене, в которой Психея, пытаясь развеять свой страх перед тьмой, называет Эроса «светом своей жизни». В конечном счёте это действительно так: Эрос является светом, что сияет впереди и указывает ей путь сквозь все невзгоды. Тем не менее, Эрос, который освещает её собственный путь, — это никак не тот безрассудный юнец, что овладевает ею по ночам и пытается всеми возможными способами заставить героиню не нарушать их райское любовное блаженство.

В дальнейшем повествовании неоднократно подчёркивается, что Психея отнюдь не является лишь «кроткой» и «простосердечной» героиней — напротив, её текущая позиция в полной мере соответствует установке на бунт и вражду, столь характерной для её сестёр. С них волна матриархального протеста переносится на Психею, побуждая последнюю к активной борьбе с невыносимым положением пленницы. За счёт этого реализуется наметившийся ранее внутренний конфликт, когда Психея «в одном и том же теле ненавидит чудовище и любит мужа». Данное противоречие является той единственной зацепкой, которая позволяет сёстрам влиять на героиню, искушая её: ведь она не знает, как именно выглядит её любовник! До сих пор пара противоположностей «любовник — монстр» присутствовала в её бессознательном, но не достигала порога сознания. Сёстры позволяют Психее осознать «чудовищный» аспект Эроса, а это приводит к его прямому столкновению с изначальной сознательной позицией, согласно которой Эрос является только «супругом». Психея не может и далее сохранять своё прежнее бессознательное состояние: она должна увидеть истинное лицо своего спутника. Таким образом, амбивалентность, противостояние между «душой, ненавидящей монстра», и «душой, любящей мужа», проецируется вовне и толкает Психею на решительный шаг.

Вооружившись ножом и масляной лампой, Психея приближается к постели неведомого любовника. При свете лампы она узнаёт в нём Эроса, после чего пытается убить себя с помощью ножа, которым только что собиралась обезглавить «монстра», но терпит неудачу. Засмотревшись на спящего, она нечаянно укололась об одну из его стрел и тут же воспылала к нему страстью. Она наклоняется над ним для поцелуя, но в этот момент выпавшая из лампы капля горячего масла обжигает и ранит Эроса. Он просыпается и, застигнув Психею нарушившей его табу, срывается с места и улетает прочь.