Мария-Луиза Франц - “Золотой осел Апулея

Так или иначе, овны выражают негативный аспект данного принципа, чья смертоносная агрессия — символ пагубного для Psyche вторжения бессознательных сил. На индивидуальном уровне это впервые проявилось в стремлении Психеи к самоубийству, когда она ощутила неспособность противостоять божественной природе — то есть силам архетипической реальности, которые вновь и вновь демонстрировали своё бесконечное превосходство над героиней. И только с началом процессов интеграции, в ходе развития связи с Самостью, человеческая Psyche обретает возможность сопротивляться вторжению обозначенных сил.

Вернёмся к текущему положению Психеи. В очередной раз создаётся впечатление, что она обречена на провал. Но героине помогает речная тростинка, «волос земли», связанный с «нижними водами» — элементом, противоположным пламени овнов. Именно из этого глубинного источника тростинка черпает своё умение быть упругой и гибкой. Подобно Пану, она нашёптывает Психее «растительную мудрость», мудрость роста: подожди, наберись терпения. Всё течёт, всё меняется, и всему своё время: полдень не вечен, а маскулинность не всегда губительна — только не стоит полагаться на грубую силу. Придёт срок — и солнце не будет пылать в зените: вот оно уже клонится к закату, и отступает сокрушительное бешенство полуденного зноя. Приходит вечер, за ним следует ночь, когда солнце возвращается домой, а маскулинный принцип сближается с фемининным:

Итак, с заходом солнца наступает время любви: теперь можно безопасным и естественным путём раздобыть золотое руно солярных овнов. И физически, и психологически солнечные волосы-лучи выражают маскулинную оплодотворяющую силу, а фемининность предстаёт в позитивном аспекте Великой Матери — как великая Ткачиха, плетущая из нитевидных токов солнечного семени единую ткань природы [209] Там же, стр. 81. . Здесь прослеживаются параллели с «негативным» деянием Далилы, которая украла волосы Самсона, отдыхающего после изнурительных любовных подвигов: она тоже олицетворяет тёмную сторону фемининности. Разумеется, фигура Далилы (равно как и фигура Самсона) является персонификацией, скрывающей определённый мифологический паттерн [210] Мы видим здесь негативную фемининность, разрушительный аспект анимы. Но это также и гневная ханаанская богиня-мать, борющаяся против закона Яхве и принципа сознания. .

Таким образом, запланированная Афродитой гибель фемининности предотвращена с помощью речной тростинки. Иначе говоря, чтобы вступить в плодотворные — то есть любовные — взаимоотношения с маскулинностью в сумеречный час, фемининности достаточно лишь прислушаться к собственному инстинкту.

Провидческая мудрость гибкой тростинки доказала своё превосходство над обоюдоострой манерой познания, столь характерной для маскулинного духовного начала, испепеляющего и убийственного. Свойственная «матриархальному сознанию» [211] См.: Erich Neumann , Über den Mond und das matriarchalische Bewusstsein. фемининная мудрость, подобно растительным стеблям, следует ночным и извилистым путём выжидания — именно так она получает «то, что ей нужно» от смертоносных сил мужского солярного духа. Фемининность не подвергает себя опасности лишний раз: ибо если она попытается получить необходимое, встретившись лицом к лицу со всей гибельной полнотой бараньей мощи, она обречена на уничтожение. Но в сумерках, когда маскулинный солнечный дух возвращается в женственную глубь, фемининность с изящной лёгкостью обретает желанную золотую нить, сие плодотворное световое семя.

Как и в случае предыдущего подвига, правильным подходом здесь является не борьба, а установление плодотворного контакта между фемининным и маскулинным. Психея становится полной противоположностью Далилы: она не крадёт у безоружного и ослабшего мужчины его силу для того, чтобы убить его, подобно Ужасной Матери или близкой к ней фигуре негативной анимы. И, в отличие от Медеи, которая похитила Золотое руно с помощью жестокости и обмана, Психея обретает необходимый ей элемент маскулинности в мирной ситуации, без нанесения какого-либо вреда мужскому началу.

Таким образом, мы интерпретируем первые два подвига в рамках «эротической проблематики». И, как ни странно, хотя Афродита формулирует два своих первых задания не в «эротических терминах», а всего лишь как сортировку семян и добычу золотого руна, она всё же подозревает, что их выполнение не обошлось без помощи Эроса: «Небезызвестен мне и этого подвига распутный свершитель!» А ведь она прекрасно знает, что Эрос болен и содержится под охраной в её дворце! Как бы то ни было, ощущается некое скрытое взаимопонимание между Афродитой и Психеей, благодаря которому богиня осознаёт «эротический» характер те только придуманных ею испытаний, но и найденных Психеей решений.

На первый взгляд, третье испытание выпадает из обозначенного контекста. Афродита отправляет Психею наполнить хрустальный сосуд водами источника, питающего Стикс и Коцит, реки подземного мира. Предприятие кажется совершенно безнадёжным: родник, бьющий из высочайшего утёса громадной горы, охраняют не знающие сна драконы. Ещё большее отчаяние вселяют в Психею слова самого потока: «Назад! Что делаешь? Смотри! Что задумала? Берегись! Беги! Погибнешь!» Но в качестве «бога из машины» появляется орёл Зевса — тот самый, что в своё время похитил Ганимеда: он помнит услугу, которую в трудный час оказал ему Эрос, и теперь спешит на помощь Психее.

Этот подвиг — разновидность мифологемы, описывающей поиск воды жизни, драгоценной субстанции, которую трудно добыть. Нигде не отмечалось, какими именно качествами обладает вода из интересующего нас родника: нет даже намёков на то, что эта вода имеет особую природу. Поэтому мы можем предположить, что секрет заключается не в определённых свойствах воды, а в характерной сложности самого её обретения. Существенной особенностью данного родника является то, что он объединяет высшее и низшее: уроборический круговорот воды, что питает недра подземного мира, а затем вновь взбирается вверх, дабы низвергнуться с высочайшего утёса исполинской горы. Задача Психеи — наполнить сосуд водами из этого источника, так как он символизирует течение витальной энергии, подобно Океану — или Нилу, если перейти к меньшим мифологическим масштабам. Афродита расценивает своё задание как невыполнимое: ведь она считает, что потоку жизни, этому непрерывному движению в вечном ритме оплодотворения, рождения и смерти, чужды любые пределы. Строго говоря, главное свойство течения жизни состоит в невозможности его ограничения. При этом Психея — фемининный сосуд — должна принять в себя этот поток, обеспечить покой и стабильную форму тому, что бесформенно и текуче. Как сосуд индивидуации, как погребальная урна в виде мандалы, она обязана вычленить из потока жизненной энергии гармоничную общность и тем самым придать жизни зримые очертания.