Леон Шерток - Рождение психоаналитика. От Месмера до Фрейда

В 1897 году он писал Флиссу: «Я решил провести два лечебных курса бесплатно, что вместе с моим собственным психоанализом составляет три случая, которые мне ничего не принесли» [Freud, 1956, р. 201]. Подобное бескорыстие практически неведомо современным психоаналитикам, замечает Эйсслер [Eissler, 1971, р. 95]. Фрейду случалось даже давать деньги своим больным [ibid., p.10]. У него был фантазм (к нему мы еще вернемся), который он сам с юмором описывал: выявив на расстоянии невроз у Николая II, Фрейд гордо заявлял, что способен вылечить царя, заработать на этом большое состояние, что позволило бы ему впоследствии даром лечить своих больных [Freud, 1956, р. 234].

Проблема гонораров широко обсуждалась в психоаналитической литературе. Психологическая роль денег касается, впрочем, врачей всех специальностей; следует заметить, что в связи с социализацией медицины возникают новые проблемы. Дискуссия на конгрессе Общества медицинской психологии (1970) прямо затрагивала тему «Врач и деньги» [Colloque Psychol. Medic, 1971].

Именно это издание перевел на немецкий язык Фрейд, снабдив его предисловием [Bernheim, 1888 В].

Барбер [Barber, 1969] отрицает гипноз как специфическое состояние. Среди его многочисленных оппонентов назовем Эрнеста Хилгарда [Е. R. Hilgard, 1970] и Орна [Оrnе, 1968].

Ограниченное число пациентов, способных войти в состояние глубокого транса, стало одной из причин, по которым Фрейд перестал заниматься гипнозом.

Weitzenhoffer, Hilgard, 1959; Shor, Ome, 1962.

В противовес этому Ференци [Ferenczi, 1909] утверждает, что «показатель успеха» варьирует от 10 до 96 % в зависимости от гипнотизера. Действительно, если «абсолютный показатель» гипнабельности установлен для данного «нормального» человека и при «стандартном» уровне гипнотизера, то практические результаты на этом же испытуемом могут изменяться под влиянием самых различных факторов: обстановки, поведения врача и т. п. В то же время у пациента в процессе терапевтического диалога под гипнозом «уровень» транса может варьировать по причинам, которые в рамках межличностных отношений принадлежат к «аффективно-ситуационной» сфере: например, в той особой ситуации, которая возникает при упоминании тревожной темы [Brenman et coll., 1952]. Напомним в этой связи положение магнетизеров о том, что исчезновение гипнабельности свидетельствует об «окончании лечебного курса». Напомним также о солдатах, легко поддающихся гипнозу в военной обстановке и в гораздо меньшей степени впоследствии.

В наше время симуляция оказалась, хотя и в совсем ином плане, в центре экспериментально-психологического исследования гипноза: обучение испытуемых методом симуляции гипноза дает интересный «материал» для сравнительного изучения поведения и является одним из направлений исследований, нацеленных на выявление специфики гипноза [Оrnе, 1971].

Эта «ностальгия по физическому» жива и по сей день; в наше время мы встречаем ее в работах специалистов по экспериментальной психологии, изучающих гипноз: так, О’Коннелл и Орн [О’Соnnell, Orne, 1968] пытаются найти корреляции между кожно-гальваническим рефлексом и глубиной транса. Другие исследователи утверждают, что проведенный ими электронный анализ энцефалограмм показывает отклонения электрической активности мозга, соответствующие гипнотическому состоянию. Они считают к тому же, что можно изменять гипнабельность с помощью психотропных средств, и приходят к выводу о существовании «нейрофизиологической основы» гипнотического состояния [Ulett et coll., 1972]. Таким образом, спор между Шарко и Бернгеймом пока еще далек от разрешения.

Курсив наш. — Р. С., Л. Ш.

Конечно, он хотел исцелять. Но это утверждение нуждается в уточнении, как мы увидим в главе «Парижский период».

Мы будем называть ее Анной О., поскольку гипотеза о том, что ее подлинное имя — Берта Паппенгейм, была оспорена [Ellenberger, 1970, р. 481]. Нам, как и многим другим, еще не раз придется убеждаться в том, как трудно бывает историку выяснить истину. (Когда наша книга была уже в печати, мы узнали, что сам Элленбергер [Evol. psych., dec. 1972] обнаружил доказательство того, что Анна О. все-таки была Бертой Паппенгейм.)

Цитированные письма упомянуты Джонсом в написанной им биографии Фрейда [Jones, I, p. 248–249]. Они отсутствуют в опубликованной переписке Фрейда. Неопубликованная часть переписки Фрейда с женой будет издана лишь после 2000 года.

Интересно, как бы отнесся Фрейд к нынешнему «сексуальному освобождению» в Америке и других странах. Влияет ли это освобождение на количество неврозов? В настоящее время трудно ответить на этот вопрос.

Здесь обнаружился фантазм Фрейда (он вновь появится в период его гипнотической практики): он уже видит себя знаменитым врачом. Как же в действительности обстояло дело с его врачебным призванием?

Отметим прежде всего, что, несколько «затянув» свое медицинское образование, Фрейд в течение ряда лет работал у Брюкке в лаборатории гистологии мозга.

В 1896 году он со всей откровенностью писал Флиссу: «R молодости меня привлекали занятия философией, и вот теперь, перейдя от медицины к психологии, я на пороге осуществления своей мечты. Врачом же я стал против своего желания» [Freud, 1956, р. 144]. (Флисс, берлинский врач и близкий друг Фрейда, в течение пятнадцати лет состоял с ним в переписке, из которой нам доступны лишь письма Фрейда. Эти письма проливают свет на историю фрейдовских открытий.)

Не раз Фрейд (осторожно и со многими оговорками) обнаруживал склонность к философским рассуждениям, если, конечно, они не входили в противоречие с его психологическими исследованиями, научная строгость которых была для него чрезвычайно важна. Тем не менее, став врачом, он был полон оптимизма и веры в возможность «исцеления». В только что процитированном письме он заявил о своей «способности в некоторых случаях и у некоторых лиц полностью излечивать истерию и невроз навязчивых состояний». Шутки ради он заочно поставил диагноз такого невроза у Николая II и уверял Флисса, что мог бы вылечить царя за один год [Freud, 1956, р. 233–234]. Действительно ли Фрейд вылечивал больший процент неврозов навязчивых состояний и тяжелой истерии, чем это удается в наше время? Об этом мы ничего не знаем, поскольку не существует ни одного исчерпывающего катамнестического исследования на этот счет.

Думается, что желание вылечить больного было у Фрейда столь же искренним, как и у всякого психотерапевта, но в его случае оно усиливалось дополнительной мотивацией: исцеление больного было для Фрейда доказательством правильности его этиологических гипотез и надежности его новых методов.