Анатолий Ракитов - Трактат о научном познании для умов молодых, пытливых и критических

Мы, следовательно, вынуждены признать, что законы науки могут различаться по своему происхождению: одни из них могут быть эмпирическими, подобно законам Кеплера, другие теоретическими, выступая в качестве гипотетических предположений, подобно закону Галилея. Но и в том и в другом случае эти законы формулируются и создаются для того, чтобы вскрыть объективные, устойчивые и необходимые связи в самой природе. Здесь, кстати, я считаю полезным обратить ваше внимание, что сами творцы подобных законов не всегда верно оценивают их сущность, происхождение и способ создания или открытия. Ньютон любил говорить, что он не выдумывает гипотез. Эту же мысль подчеркивал и Ампер в высказывании, которое я привел в начале предыдущего раздела. Тем не менее мы видим, что без гипотез и допущений многие важнейшие положения науки просто невозможны.

Более того, закон всемирного тяготения Ньютона прямо опирается на гипотезу, а именно на предположение о том, что существует абсолютно пустое и неподвижное мировое пространство и равномерно текущее время, не зависящее от характера движения тел. Теперь мы знаем, и это подтверждено экспериментальной физикой и более точными современными наблюдениями, что такое предположение в общем и целом неправильно или, лучше сказать, является слишком простым и грубым. Однако для цели Ньютона оно было вполне приемлемо. Ему самому оно казалось настолько естественным, что он даже не замечал гипотетичности, условности своего собственного допущения абсолютного пространства и равномерно текущего времени, не связанного ни с движением тел, ни с этим пространством.

Наконец, нам следует обратить внимание на то, что законы, гипотезы и наблюдения далеко не просто согласуются друг с другом и не следуют друг за другом в какой-нибудь раз навсегда установленной последовательности. Законы Кеплера опирались на наблюдения Тихо Браге. Сам Браге осуществлял свои наблюдения, чтобы проверить, какая из двух систем— геоцентрическая или гелиоцентрическая — является правильной, более соответствующей действительному движению планет в природе. Опираясь на свои наблюдения, он был склонен отвергнуть гелиоцентрическую систему Коперника, тогда как Кеплер, используя наблюдения Браге, подтвердил ее.

Мы приходим с вами к несколько неожиданным выводам. Законы науки создаются для того, чтобы объяснить различные, иногда противоречивые наблюдения или предсказать новые. В то же время сами законы науки не только не поддаются наблюдению, но их содержание прямо-таки расходится с данными наблюдений. Мы видим вращение Солнца вокруг Земли (что и утверждала система Птолемея), а не эллиптические орбиты, по которым Земля и планеты вращаются вокруг Солнца (как следует из законов Кеплера).

Мы наблюдаем взаимодействие ограниченного числа тел, одни из которых притягиваются друг к другу, другие отталкиваются, третьи как будто бы вообще не влияют друг на друга, в то время как закон тяготения утверждает, что силы притяжения охватывают все тела во всей бесконечной Вселенной. Здравый смысл стоит гораздо ближе к наблюдению. Он представляет собой их непосредственное обобщение, элементарную связь между ними. Законы науки говорят о том, что непосредственно нельзя наблюдать, но вместе с тем предсказывают и объясняют самые сложные и неожиданные наблюдения. Чтобы сформулировать закон, нужны предположения (гипотезы), допущения и понятия, которые как будто бы не могут быть основаны или применены к наблюдениям и экспериментам, а вместе с тем именно эти гипотезы — допущения и понятия — позволяют сформулировать наиболее глубокие научные знания о действительности.

Вы помните, как были поражены Элли и ее спутники, когда, войдя в Изумрудный город, обнаружили, что дома, деревья, люди, птицы и звери в этом городе зеленого цвета. Стоило лишь снять волшебные очки, как к этим предметам вернулась обычная окраска.

Научные предположения, допущения и понятия позволяют увидеть окружающий нас мир неожиданным образом, в том особом волшебном свете, который недоступен здравому смыслу и позволяет выхватить из мрака неизвестности то, что скрыто от невооруженного взгляда.

Итак, ситуация такова: законы науки не совпадают по содержанию с наблюдениями и экспериментом, но опираются на них, объясняют и предсказывают. Как правило, одно наблюдение не зависит от другого непосредственно, тогда как законы и гипотезы, относящиеся к одному кругу проблем, взаимосвязаны и выводятся друг из друга. Здесь есть над чем задуматься. И даже если я скажу вам, что подчеркнутая мной парадоксальная ситуация может быть устранена указанием на то, что законы науки дают нам знания не о наблюдениях и экспериментах самих по себе, а о внутренних связях окружающего мира, не все сомнения будут устранены.

Мы распутали несколько петель гордиева узла, но наша работа не закончена, и в следующей главе мы займемся центральной проблемой научного познания, а именно: как устанавливается и проверяется соответствие законов науки и объективных устойчивых связей материального мира.

Евангельское предание гласит, что вопрос, стоящий в заглавии, был задан наместником римского императора Понтием Пилатом, когда к нему привели по обвинению в подстрекательстве и нарушении порядка бродячего проповедника, прозванного Иисусом Хридтом. Обвинители утверждали, что этот оборванный и никому не известный человек повсюду сеет смуту, говоря, будто ему известна высшая истина о смысле жизни и бытия. Именно тогда Понтий Пилат и задал свой знаменитый вопрос, ставший с тех пор символом скептического неверия в то, что истина вообще существует, что она достижима.

Таким он и изображен на известной картине русского художника Н. Н. Ге «Что есть истина?»: высокомерный образованный римский чиновник, с презрением глядящий на бродячего проповедника, полагающего, что ему известна истина.

Оставим, однако, евангельские предания и заметим, что вопрос о том, что такое истина, существует ли она и, если существует, чем и как проверяется и доказывается, представляет для нас чрезвычайную важность, ибо он является центральным для всякой науки. Здесь проходит водораздел между наукой и религией. Первая стремится к объективной общезначимой истине, вторая опирается на веру, на внутреннее религиозное чувство, расходящееся с разумными доказательствами. Недаром знаменитый апологет раннего христианства Тертуллиан говорил: «Верую, потому что абсурдно».

Что же такое истина вообще, научная истина в частности? Слово «истина», как и многие другие слова, перешедшие в науку из повседневного разговорного языка, многозначно. Оно имеет много различных смысловых оттенков. Часто говорят об истинной любви, истинной красоте, истинной поэзии и т. д. Во всех подобных случаях слова «истина», «истинный» употребляются как эпитеты, подчеркивающие исключительную силу того или иного чувства, важность, значимость того или иного явления, переживания и т. п. Однако в науке понятие «истина» служит для оценки соответствия наших знаний действительности, окружающему нас миру, оно показывает, в какой степени явления и процессы, существующие и происходящие во внешнем материальном мире, отражены нашими знаниями.