Владимир Каминер - Невозмутимые родители живут дольше. Как не сойти с ума, воспитывая подростка

Поведение двенадцатилетних трудно прогнозировать. Не случайно сын называет своих одноклассников «бомбами замедленного действия». Иногда механизмы в этих бомбах тикают по часовой стрелке, а иногда нет. Ссоры, если таковые вообще случаются, происходят во дворе. В классной комнате это милейшие дети, они помогают друг другу и никогда не перечат учителям. В классе есть один-единственный строптивый ученик, который постоянно перебивает учителей. Разумеется, не на уроках по точным дисциплинам. Такие предметы, как математика, химия или физика, практически не дают поводов усомниться в достоверности получаемой информации. А вот гуманитарные предметы открывают широкое поле для бунта. И уроки по искусству тоже — там можно вместо скучной вазы нарисовать на стене зеленого чертика и утверждать, что это истина глазами художника. По поводу музыки можно утверждать, что фальшиво и громко в любом случае лучше, чем правильно и тихо. А больше всего споров происходит на уроках по этике. Этика, собственно, для споров и создана. Я мог помогать своим детям с домашними заданиями по многим предметам, но с этикой я пас. Я думаю, что, следуя моим советам, дети получали бы только плохие оценки по этим предметам.

— Представьте себе, — говорилось в одном из домашних заданий, — что вы идете с подругой или соответственно с другом в магазин и замечаете, что ваша подруга или соответственно друг что-то украл/а. Что вы предпримете? (а) Прикроете своего друга, (б) из солидарности поступите так же или (в) позовете полицию?

— Я никогда не предам своего друга, друзей не предают, что бы они ни сделали, даже если совершили ошибку, — так ответил бы я и схлопотал бы двойку. Для пятерки по этике друга надо было заложить! Друг или подруга будут-де тебе впоследствии благодарны, что ты их вовремя отвадил с ложного пути и на корню купировал зачатки преступной карьеры, — так, по крайней мере, говорится на уроках этики. Я хорошо представляю себе картину, как этот друг (или соответственно подруга) сидит в тюрьме и пишет мне слова признательности:

«Спасибо тебе, дорогой друг, что ты меня тогда заложил. Если бы не ты, моя жизнь могла бы пойти под откос. Сейчас у меня есть много времени, чтобы спокойно обдумать происшедшее. Еще раз благодарю тебя, и до скорой встречи».

Строптивый ученик спросил:

— А что, если я ограблю банк с единственной целью сделать свадебный подарок своей невесте? Она меня тоже должна потом предать? Кроме того, бывает же, что крадут из этических соображений, например чтобы помогать бедным, как это делал Робин Гуд.

Учительница в холодном поту, и она терпеть не может этого ученика. Еще одна тема на уроках этики — равноправие людей с разным цветом кожи, различных вероисповеданий, а также гомосексуалистов. Строптивый ученик спорит и здесь. Он считает, что большинство оказывается в невыгодном положении. Ведь меньшинство уже имеет все без исключения права наравне с большинством, но требует еще и дополнительных прав, в качестве меньшинства. Ну например: все мужчины в Германии имеют право жениться на женщинах. Они не обязаны, но право имеют. А гомосексуалисты хотят дополнительно иметь право жениться и на мужчинах тоже. Строптивый ученик усматривает в этом несправедливость по отношению к большинству.

— Если равноправие, то большинство должно иметь ровно те же права, что и меньшинство, — утверждает он, и учительница этики любит его еще меньше.

Из тех же соображений строптивый ученик не хочет учить английский. Англичане и так уже давно страдают от того, что весь мир понимает их язык, а кое-кто даже умеет кое-как на нем изъясняться. У других народов помимо английского есть еще и собственные языки, на которых они между собой могут напрямую общаться, причем таким образом, что их не поймет ни один англичанин. У англичан и американцев такой возможности нет. Они вынуждены говорить все на том же английском не только за границей и с иностранцами, но и между собой. Это несправедливо. Поэтому строптивый ученик не хочет учить английский, пусть даже он станет последним человеком на планете, который не понимает, о чем говорят англичане.

Некоторые учителя ввязываются в споры, а некоторые нет. И в том и в другом случае строптивый ученик получает плохие отметки, и один раз уже оставался на второй год. И несмотря на это, он пользуется уважением как среди одноклассников, так и в стане учителей. Они-то знают, что сегодняшние бунтари-строптивцы это завтрашние революционеры.

Моя дочь Николь готовилась к большому празднику: ей исполнялось шестнадцать лет. Она хотела отпраздновать день рождения неформальным образом, то есть без родичей и без подарков. Как взрослый человек, читавший Сартра и Маркса и при любом удобном случае клеймивший капиталистическую систему, она пришла к выводу, что так называемая вечеринка по случаю дня рождения суть не что иное, как уловка капиталистов с целью побудить граждан покупать вещи, которые потом оказываются никому не нужны. Такие вещи реклама преподносит как «подарки». Дочь не хотела танцевать под капиталистическую дудку и отказывалась от подарков. Взамен подарков мы должны были сразу дать денег, чтобы она сама решила, что ей нужно, а что нет. И мы не должны были тянуть с этим до дня рождения, поскольку дата так или иначе имеет лишь символическое значение. Праздник когда-нибудь состоится, а банкрот она уже сейчас.

Вместо дня рождения она хотела собрать вечеринку для своих лучших друзей из Фейсбука. Для этого она, разумеется с нашего согласия, купила бы ящик пива, потому что фейсбучные друзья любят пиво. Нам показалось изрядным свинством, что дочка хочет праздновать без нас, но мы предпочли проявить смирение и понимание и в день рождения дочери уехали за город. В конце концов, шестнадцатилетие бывает раз в жизни. Мы сидели на природе у костра и предавались ностальгическим воспоминаниям о наших вечеринках, когда нам было по шестнадцать. В те времена друзьями еще считались живые люди — из жизни, а не из Сети. Одного ящика пива было бы маловато.

Где-то с полуночи начался настоящий террор в форме телефонных звонков; они раздавались все чаще, пока не вошли в режим десятиминутных интервалов. Звонил младший брат Николь, хотя ему, как выяснилось позднее, заранее давали взятку, чтобы он не ябедничал. Звонила моя мать, живущая двумя этажами выше. Соседи из дома напротив звонили. Все хотели знать, остались ли еще у нас в шкафу целые чашки. Звонившие докладывали, что дверь в квартиру открыта, впуская и выпуская, по разным оценкам, от пятидесяти до ста человек, и все это похоже на бандитский налет, но никак не на мирную вечеринку. Моя мама, в возбуждении от наблюдаемого, чуть не выпала из окна. А наблюдала она, будто в нашей спальне и на нашей кровати лежали люди, в гардеробной постоянно включался и выключался свет, а незнакомые юноши и девушки сидели на подоконниках и курили. Музыка играла так громко, что соседи намеревались вызвать полицию… ну да все они, видать, мелкие обыватели, которым никогда не было по шестнадцать лет.