Шэрон Бегли - Не могу остановиться: Откуда берутся навязчивые состояния и как от них избавиться

Игнатий де Лойола (1491–1556), основатель ордена иезуитов, в автобиографии описывает мучавшую его религиозную скрупулезность, основу которой составляла неспособность избавиться от определенных мыслей. «Его полная исповедь в Монсеррате была тщательно подготовлена и полностью выполнена в письменной форме… однако временами ему казалось, что он не исповедался в каких-то проступках, — писал он о себе. — Это сильно его угнетало… Он стал искать духовных людей, способных избавить его от этих угрызений, но ничто не помогало… Он упорно продолжал соблюдать семичасовые моления на коленях, регулярно вставая в полночь, и все прочие обряды, упомянутые ранее. Ни в одном из них, однако, он не находил никакого облегчения своим душевным терзаниям».

Первое явное упоминание о компульсии чистоты принадлежит врачу Ричарду Нейпиру (1559–1634), у которого была пациентка, «испытывавшая неодолимый соблазн ни к чему не прикасаться из страха, что тогда ее начнет одолевать желание омыть свои одежды, даже со спины». Она «страдала, пока вынужденно не перемывала все свое платье, каким бы опрятным и новым оно ни было, — писал врач. — Она бы не вынесла, если бы ее муж, ребенок или любой из домочадцев надел новое платье, прежде его не выстирав, из страха, что пыль с него попадет на нее. Они не осмеливались и ходить в церковь, дабы не ступать на землю, из ее страха, что хоть крупица пыли пристанет к ним».

Некая Ханна Аллен, англичанка, прославившаяся автобиографией, написанной в 1683 г., сказала об одолеваемых меланхолией людях, что их « страхи чрезмерны … далеко превосходя свою причину», и заметила: «Все, что бы они ни увидели и ни услышали, тут же увеличивает их страхи… Их мысли по преимуществу заняты ими самими, словно жернова, истирающие друг друга в отсутствии зерна; так же и одна мысль порождает другую. Их мысли поглощены их же мыслями». Здесь схвачена самая суть тревожности, лежащей в основе компульсивного поведения, которое служит единственным лекарством от нее. Саму Анну лечили от навязчивых тревог кровопусканиями, что также свидетельствовало о понимании физиологической, а не сверхъестественной природы ее недуга. Впоследствии ей помог Ричард Бакстер (1615–1691), глава английской Пуританской церкви, получивший всеобщее признание в качестве целителя.

Бакстер выделяется в истории изучения компульсии тем, что безоговорочно отверг объяснения компульсивного поведения демонической одержимостью и приписал его «непроизвольным эффектам болезни». Человек, одолеваемый «сомнениями, и страхами, и тягостными мыслями, и богопротивными соблазнами», подобен больному «в лихорадке» и страдает «неодолимой немощью». Друзьям и близким таких страдальцев Бакстер советовал «отвлекать их от мыслей, составляющих предмет их тревоги, занимать их иным разговором или делом, нарушать их уединение и прерывать раздумья… Если иные средства не помогут, не пренебрегать физическими [медицинскими]… пусть даже несчастные будут против, считая, что болезнь ограничивается лишь разумом».

Англиканский епископ Джон Мур (1646–1714) упоминал в проповеди «нарушение рассудка», влекущее за собой нежелательные «гадкие и порой богохульные мысли», особенно во время богослужений. Люди, мучимые ими, «винятся, что согрешили против Духа Святого», говорил он, но в действительности компульсия возникает вследствие «непорядка и нездоровья тела». Это свидетельствовало о растущем понимании, что подобные тяготы имеют физический, а не потусторонний источник. Решение предлагалось следующее. «Не нужно яростно противиться [компульсиям], — советовал Мур, — поскольку опыт свидетельствует, что они усиливаются и питаются неистовой борьбой, однако слабеют, и рассеиваются, и исчезают, будучи оставлены без внимания». Увы, это проще сказать, чем сделать!

К XVIII в. все больше врачей оставляют воспоминания о пациентах, одолеваемых мысленными компульсиями, необязательно имеющими религиозную составляющую. Доктор Джон Вудворд (1665–1728) описывает некую миссис Холмс 26 лет, которая в 1716 г., находясь в положении, однажды выглянула из окна и заметила в водах Темзы крупную морскую свинью, «зрелищем которой была весьма восхищена». Через две недели ею внезапно «завладела» «сильная ошеломляющая мысль о морской свинье, а также страх, как бы это не оставило проклятия на ее ребенке». Препровожденная в постель ввиду близящихся родов, миссис Холмс «предавалась мыслям о дьяволе, искушающем и неистово склоняющем ее ко злу, в особенности к тому, чтобы бросить своего ребенка в огонь, выбить из него дух и тому подобное». Вудворд прописал «масляную микстуру и… слабительное… рекомендованные к приему на следующее утро», добавив, что послабляющие эффекты были весьма заметны — средство вызвало «стул не менее дюжины раз», — а мысли больной на следующий день приняли менее «буйный» характер.

В изданном в 1754 г. « Directorium Asceticum , или Наставлении к духовной жизни» теолога-иезуита Джованни Баттисты Скарамелли (1687–1752) содержится одно из самых ранних описаний поведенческих компульсий, «внешних действий», в том числе примеры людей, которые качают головой, прижимают руки к груди, закатывают глаза, молятся и постоянно исповедуются. Предвосхищая исследования XXI в., Скарамелли заключает, что причиной компульсий является «тревожный характер», и делится наблюдением, что, идя на поводу компульсии, можно лишь подкрепить, но не одолеть вызывающую ее тревогу: «Чем сильнее отгонять мысли, тем более они возвращаются». Самозащита особенно очевидна у компульсивных молящихся: «Некоторые люди испытывают огромные тяготы при произнесении молитв вслух, надумывая, будто пропустили что-то или неверно произносили слова, и оттого произносят те же самые слова снова и снова».

Конец XVIII в. ознаменовался эпохальным изменением во взглядах ученых на безумие. Отныне причины душевной болезни усматриваются в нервной системе. Знаменитый случай признания медициной, что поведение отражает нечто, происходящее в нервах и мозге, имел место в 1787 г., когда два десятка девушек-работниц хлопковой мануфактуры в Ланкашире поразила массовая истерия. Все началось с того, что одна из девушек сунула мышь в платье другой, и с той от ужаса случилась, по описанию свидетелей, «падучая» — жестокие судороги длились двадцать четыре часа. На следующий день еще три девушки — без всякой мыши — забились в падучей, на другой день еще шесть и так далее на протяжении недели. Истерия поразила даже девушек, живших и работавших в нескольких милях от мануфактуры. Они «заразились от одного только рассказа, не видя других пациенток», сообщает один из свидетелей, добавляя с изумлением, что девушки испытывали «тревогу, удушье и очень сильные судороги» — настолько сильные, что «нужны были четверо или пятеро человек, чтобы не дать больным вырывать у себя волосы и биться головой об пол или стены».