Владимир Леви - Одинокий друг одиноких

Некоторые соответствия грубо-прозрачны.

У 10–12 процентов самок млекопитающих отсутствует родительский инстинкт, вместо любви к детенышам — равнодушие, а случается и агрессия, и каннибализм.

У людей примерно та же пропорция, но открыто проявляется из-за социальных табу лишь в минимальной степени. Тем не менее недомать или антимать, если выпала такая детенышу, как правило, находит возможность кинуть дитя или как-либо испортить ему жизнь.

Инстинкт убийства мышей распределяется между кошками неравномерно. У некоторых жестко наследствен, у большинства зависит в примерно равной мере и от наследственности, и от обучения, у третьих отсутствует.

Наилучшее распределение любого родового качества: гибкая середина с бахромой крайностей. В той же пропорции, с тем же веером интенсивностей распределяется охотничий инстинкт меж людьми.

Природа старается быть ко всему готовой, а текущая жизнь выбирает возможности.

Какие-то зачатки садизма у многих есть — способность, возможность испытывать удовольствие от мук другого существа. Наряду со способностью сочувствия и даже в какой-то двойственной связи с ней…

У опасно вооруженных хищников вид сохраняет себя приспособлениями, похожими на сочувствие; волк подставляет победившему сопернику самые уязвимые места, и тот, вместо того чтобы убить, мочится на поверженного. Побежденный кот падает на спину и истошно орет, вызывая рефлекторную остановку карающей десницы противника..

Разъяренного человека так не остановить.

Дети часто предаются мучительству. Терзают муху… Пауку-косиножке оторвали ножки и пустили по дорожке… Сожгли усы кошке..

Издеваются над толстым, нескладным, бьют слабого, тихого, робкого, травят несхожего лицом, цветом кожи, фамилией…

Подойдем, посмотрим внимательно.

Мучат по-разному, из разных побуждений.

Этот еще не научился чувствовать, не представляет, что другому существу может быть больно — еще не срабатывает эмоциональное эхо, недоразвито… Бессознательно полагает, что чувствует только он один, а все остальное как бы и не живое. Младенец тычет пальчиком в глаз матери — любопытно!..

А этот вот чувствует. У этого — наслаждение муками жертвы! — корчами — криками! — наслаждение властью мучать и убивать!

Внимательно смотрим: маленький палач вершит возмездие, он мстит мухе за то, что его унизили; сегодня муха — это отец, спьяну давший оплеуху, а завтра мухой будет мальчишка-очкарик из соседнего подъезда..

Такая мстительно-возместительная жестокость легко обобщается, переносится с одного существа на другое и часто имеет ксенофобское продолжение.

Есть и гаденыши, далее гады, мучающие просто ради физического удовольствия, сладострастия, кайфа. Палачи по призванию, садисты врожденные. Такое устройство, сигналы чужого ада подаются на рай, на свой.

Примерно два-три на сотню народа. Женщины в равной доле с мужчинами.

Маленькие дурачки пошли вместе с гаденышем на чердак и повесили на проволоке кота, ласкового, пушистого, кот долго бился, потом затих; дурачкам было и жалко, и интересно, а главное, стыдно друг перед другом и перед гаденышем показать дрожь. А потом разбежались, и всем, кроме гаденыша, стало муторно и захотелось быстрее забыть.

Один дурачок и вправду забыл и готов снова идти с гаденышем, другой не может забыть, но хорохорится и назло себе совершает новые жестокости, чтобы совсем задушить эхо, из которого происходит совесть.

А третий, едва добежав домой, дает себе клятву: никогда больше, спешит обратно, чтобы скорей снять кота. Но кот уже мертв, и он хоронит его и рыдает, а потом подбирает и выхаживает всех доходяг-животяг, кормит их защищает, никогда не охотится

Есть и те, кого уже изначально никакими силами к мучительству не склонить, Кто они?.. Почему готовы отдать все, тут же пожертвовать собой, чтобы оградить от мучений другое существо, слабое и беспомощное, даже не человека — щенка, цыпленка?..

Почему для них наслаждение — кормить, защищать беспомощных, кто приохотил?

Этого — добрый человек. А этого — никто, сам. Антисадист. Мстить не станет даже за смертельную обиду, хотя не трус и умеет драться. Приведет противника в состояние беспомощности и остановится, не добьет, — напротив, поднимет, и часто на свою голову..

Ничто и никто не поможет продвинуться к добру лишь существу, в котором единолично властвует зверь начисто лишенный способности сочувствия или с извращением этой способности на обратный знак.

Два-три из ста?..

В ответ на одну из интернет-рассылок про одиночество получил такое письмо.

В.Л, по-моему, часто словом «одиночество» называют любую душевную или даже физическую боль. Любые душевные травмы и трудности переживаем как «меня не любят и никогда не полюбят»… Детски относим любой негатив в своей жизни, который беспомощны изменить, на счет того, что нам не хватает понимающих и любящих людей, божественных всемогущих родителей… Да, одиночество вызывает боль, в боль — одиночество!..

У меня же всю жизнь какой-то перевертыш этого одиночества боли: чувство вины перед одинокими, которых судьба обделила.

Вокруг меня их великое множество, и для общения они безошибочно выбирают в толпе именно меня… Рентгеновские аппараты у них в голове, что ли?..

Ничего особенного обычно не просят (ну денег чуть), просто общаются. Отбирают время и душевные силы, не более.

Но никак нельзя назвать этот отбор приятным: часто охватывает неодолимое отвращение — люди это обычно гнилые.

Не все несчастные противны, конечно, нет, но некоторые уж очень! — особенно грязные шлюхи и алкаши. После общения с ними ощущение, словно грязи наглоталась или наелась тухлятины, и как будто высосали тебя…

Они, допустим, не виноваты, что им так плохо, так одиноко, что они такие мерзкие…

Но и НЕ Я виновата, что им плохо и одиноко,

НЕ Я сделала их несчастными.

Откуда же во мне это чувство вины?.. Почему я ощущаю долг быть милосердной и возиться с отбросами общества, на которых никто и смотреть не хочет?..

Без меня мучаются они, с ними — мучаюсь я! Ничего не имею против вонючих пьяниц-бомжей, как не имею ничего против червяков, но ненавижу, когда они подходят ко мне близко. А отказать в общении не могу: жалею, сердце разрывается, боль от жалости невыносима. Боюсь таких человекочервяков больше, чем бандитов: у них надо мной страшная власть.

Стоит какому-нибудь такому сделать глаза брошенного котенка, и все — мне конец, я полностью перехожу в его распоряжение, подставляюсь и размякаю…

А ведь при заразительной жалости к себе у всех у них — махровое равнодушие ко мне и к моим страданиям. Никому и в голову не приходит, что мне может быть неприятно или некогда… И нуль благодарности, полный нуль!