Дин Бернетт - Счастливый мозг. Как работает мозг и откуда берется счастье

Здесь мы сталкиваемся с очередной сложностью: шутки могут значительно различаться по структуре и способу донесения до слушателя и зрителя. Что же у них общего? Есть ли какой-то ключевой аспект или элемент, который делает что-то «юмористическим», подобно тому как золотая жила делает ничего не стоящую руду «ценной»? В неврологическом смысле это возможно, хотя очень сложно. Мы можем связать смех с уже упомянутыми выше участками ствола мозга или дополнительными моторными участками (их активация вызывает смех при исследовании эпилепсии {289} 289 Scott, S., Beyond a joke: how to study laughter, in Brain Flapping. 2014, Guardian: theguardian.com. ), но юмор – это нечто более сложное. Если взять множество результатов сканирования мозга в процессе изучения влияния юмора на мозг, то окажется, что значительное усиление активности отмечается (сделайте глубокий вдох!) в участках обработки речи в теменной и фронтальной долях мозга, в визуальной коре, срединных структурах, в том числе префронтальной коре, коре задней части поясной извилины и предклинье, верхней височной извилине (передней и задней), верхней височной борозде, передней части поясной коры, миндалине, гиппокампе и во многих других участках мозга. Схема областей обработки юмора напоминает карту лондонского метро, только она еще более запутана (если, конечно, такое возможно).

Впрочем, это совершенно неизбежно. Шутки и другие элементы юмора содержат массу информации – чувственной, лингвистической или семантической. Вся эта информация должна быть «вскрыта» и обработана мозгом посредством различных сетей и участков. Обработка больших объемов данных – конкретный процесс в мозге, где «соединяется» все, связанное с шутками. Эта система и «распознает» юмор. Она состоит из участков, занимающих соединения между височными, затылочными и теменными долями {290} 290 Chan, Y.C., et al., Towards a neural circuit model of verbal humor processing: an fMRI study of the neural substrates of incongruity detection and resolution. Neuroimage, 2013. 66: p. 169–76. , то есть ее можно сравнить с аэропортом, соединяющим три континента. Теперь вы представляете, насколько разнообразны и многочисленны системы, связанные с восприятием юмора.

Эта система одновременно и выявляет , и разрешает несоответствия. Она активизируется сразу же, как только замечает что-то, не соответствующее ожиданиям или обычному ходу событий или действий. Мы знаем, как должно быть, что должно происходить, но часто происходит не так, и наш мозг сразу же распознает подобные ситуации. Если «нормальность» нарушена, то мы не знаем, что произойдет дальше, а это порождает когнитивное напряжение. Однако та же система, которая распознает несоответствие (или нечто близкое к несоответствию; все происходит слишком быстро, и в данный момент наша технология не позволяет это выявить), предлагает и средство устранения неопределенности и снятия напряженности. Это очень хорошо для мозга, поэтому человек испытывает чувство награды.

В целом, благодаря сложным и мощным системам мозга, мы замечаем юмор в чем-то неожиданном или «неправильном», при условии, что это безвредно или даже полезно для нас. Вспомните щекотку или другое игровое поведение – «первобытный» источник смеха. Когда щекочут животное или младенца, это неожиданный опыт. Щекотка может быть знакомой , но она никогда не случается в заранее установленное время. Поэтому на короткий момент возникает неопределенность. Это могло бы быть опасным, поэтому возникает определенная напряженность и беспокойство. Мы знаем, как чувствителен мозг в отношении всего потенциально опасного. И реагирует он на эту потенциальную опасность очень быстро. К счастью, мы почти сразу же понимаем, что беспокоиться здесь не о чем.

То же относится к физической возне, агрессивным играм или зрелищным падениям – происходит нечто необычное, несоответствующее, выбивающееся из предсказуемого потока событий повседневной жизни, и это сразу же вызывает ощущение напряженности и неопределенности. Но мозг быстро понимает, что случилось, и выявляет отсутствие реальной опасности в необычном происшествии. Неопределенность устранена, напряженность рассеяна, возникает ощущение новизны, не связанной с риском. Все это благотворно для мозга, поэтому человек сразу же ощущает удовольствие, а это делает его счастливым.

Все это годится для других видов с весьма прямолинейным восприятием мира. Мы же, люди, с нашим большим круглым мозгом, ведем более сложное существование, где есть место предвосхищению и предсказанию, воображению и сложным умозаключениям, убеждениям и целям, сочувствию, сложной коммуникации, детальному визуальному восприятию и многому другому. Поскольку наша жизнь включает в себя столько разнообразных факторов, вероятность «несоответствия» и «неправильности» значительно возрастает. Такие ситуации встречаются в языке, воображении, поведении и т. п. Если мощный мозг решит применить в этих сферах правила или сформирует для них некую предсказуемую структуру, то все быстро разрушится, породив неопределенность. Но если это можно быстро и эффективно разрешить или в какой-то форме разъяснить, то сразу возникает чувство облегчения и награды. Вот почему нам так нравится юмор и мы готовы наслаждаться им сколько угодно. Наш мозг старается увидеть в мире смысл и порядок, но этому порядку слишком многое угрожает, поэтому у нас сформировалась система выявления подобных ситуаций и их мгновенного разрешения. Это оказалось настолько полезно для мозга, что мы научились наслаждаться этим. Опять же, это делает нас счастливыми.

Конечно, это теория, но вполне разумная, хоть и грубоватая. Так, например, ученые, которые изучают шутки, часто предлагают участникам опыта сходные «не-шутки», чтобы убедиться, что отмеченная мозговая активность вызвана не только чувственными аспектами шутки. Иногда ударная фраза заменена на логичное утверждение: «Почему гольфист надел две пары брюк? На случай, если одни порвутся». В других случаях ударная фраза становится более сюрреалистической: «Почему гольфист надел две пары брюк? На случай, если одни сожрет волшебный барсук, который живет в его коленной чашечке». В первом примере нет никакого несоответствия, ничего необычного, поэтому нет и никакого повода для смеха. Во втором примере несоответствие налицо, но логического разрешения нет. Слушатель еще более озадачен. И повода для смеха у него тоже нет, потому что неопределенность сохранилась {291} 291 Hempelmann, C.F. and S. Attardo, Resolutions and their incongruities: Further thoughts on logical mechanisms. Humor-International Journal of Humor Research, 2011. 24 (2): p. 125–149. . Ничего не достигнуто, ничего не усвоено.

К счастью, то, что считается «разрешением» несоответствия, остается довольно гибким. Ответ не должен быть на 100 процентов разумным, достаточно, чтобы мозг решил: «Я понимаю, что происходит». «Псевдо»-разрешение нас вполне устраивает {292} 292 Franklin, R.G., Jr. and R. B. Adams, Jr., The reward of a good joke: neural correlates of viewing dynamic displays of stand-up comedy. Cogn Affect Behav Neurosci, 2011. 11 (4): p. 508–15. . Куропатка отвечает: «Неужели «Кевин»?» Этот ответ не соответствует смыслу сказанного барменом, но разрешение достигается, потому что мы понимаем: куропатка понимает английский язык и у нее есть имя. Так получается шутка. Мы не объясняем, как птица может говорить и почему бармен считает нормальным появление говорящей птицы. Но это совершенно естественно. Мы понимаем, что это не происходило в действительности, а служит всего лишь конструкцией для шутки, поэтому любая напряженность, вызванная «ситуацией» (минимальная, надо признать), спокойно рассеивается, а мы испытываем удовлетворенность от разрешения неопределенности.