Генри Элленбергер - Открытие бессознательного [Том 2]

Существуют также уровни психической энергии. Юнг, следуя в этом примеру Жане, говорит о более высокой и более низкой психической энергии. Даже принцип энтропии может быть применен в психологии, поскольку существуют закрытые системы психологической природы. Многолетний больной шизофренией, который давно потерял связь с внешним миром и остается неподвижным и безмолвствующим, является наглядным примером крайней деградации психической энергии и возрастания энтропии.

Юнг полагает, что психическая энергия имеет определенное направление и принимает форму либо прогрессии, либо регрессии. Прогрессия есть непрерывный процесс адаптации к требованиям внешнего мира. Неспособность к адаптации порождает явления застоя в развитии или регрессии, которые приводят к реактивации бессознательных содержаний и старых внутренних конфликтов. Тем не менее профессия не должна быть смешиваема с поступательной эволюцией: индивид может оставаться хорошо приспособленным к требованиям внешнего мира, но потерять контакт со своей внутренней психической реальностью, и в подобном случае временная рефессия могла бы быть полезной, поскольку дала бы ему возможность приспособиться к требованиям бессознательного.

В той же самой перспективе символы становятся преобразователями энергии. Когда символ ассимилируется, то определенное количество психической энергии освобождается и может быть использовано на сознательном уровне. Религиозные и магические ритуалы, вроде тех, что совершаются у первобытных народов перед началом охоты или боевых действий, являются средством мобилизации энергии для вполне определенных целей 135.

Коллективное бессознательное и архетипы

На протяжении нескольких лет интересы Юнга лежали по преимуществу в области личного бессознательного, хотя с самого начала он не

-350-

придавал исключительно рефессивного характера личному бессознательному. (Здесь уместно вспомнить историю юного медиума, в одной из бессознательных личностей которого Юнг увидел будущую личность, пытавшуюся пробиться через социальные и психологические препятствия). Затем, в своих экспериментах с тестом словесных ассоциаций, Юнгу пришлось иметь дело с комплексами, и он узнал все возможные разновидности их - от небольших групп бессознательных представлений до вполне созревших раздвоенных личностей. Две черты выглядели особенно примечательными: автономное развитие комплексов и свойственная им тенденция принимать форму личности (как это можно видеть в сновидениях, спиритизме, медиумических явлениях, одержимости и множественной личности).

Следующим шагом на этом пути стало понятие имаго. Фрейд подчеркнул важность и продолжительность воздействия отношений детей с их родителями; значение имело, однако, не то, какими отец и мать были в действительности, а то, какими их видел ребенок субъективно. Юнг предложил назвать это субъективное представление imago, термином, внушенным названием романа Карла Шпиттелера 136. Фрейд отметил, что имаго бессознательно определяет выбор объекта любви. Юнга же интересовали несоответствия между реальной матерью и материнским имаго. Он пришел к допущению, что основной факт заключается в предсуществовании в мужчине бессознательного образа женщины. Идея имаго, являвшаяся одной из наиболее популярных среди психоаналитиков приблизительно около 1907 года, постепенно утратила свое значение, хотя от нее формально никогда не отказывались. В юнговской психологии имаго явилось стадией перехода от понятия комплекса к понятию архетипа, последний же был тесно связан с юнговской концепцией коллективного бессознательного 137.

Юнговское «бессознательное» отличается от «бессознательного» Фрейда в трех основных пунктах: (1) Бессознательное, по Юнгу, развивается совершенно автономно. (2) Оно комплементарно к сознанию. (3) Оно является местопребыванием универсальных первичных образов — архетипов. Юнг говорит, что одним из первых наблюдений, приведших его к идее архетипов, был случай с шизофреником, многолетним пациентом Бургхольцли, который день и ночь без устали предавался галлюцинациям. Этот пациент однажды объявил дежурному врачу, доктору Хонеггеру, что лично видел, что у солнца имелся фаллос, движения которого производили ветер. Происхождение этого странного бреда казалось необъяснимым до тех пор, пока на глаза Юнгу не попалась недав-

-351-

Генри Ф. Элленбергер

но вышедшая в свет книга историка религии Дитериха 138о литургии, практиковавшейся в митраистской религии, какой она представала, например, на страницах доселе неопубликованного греческого папируса. Этот текст содержал в себе упоминание о ветре, получающем начало в трубе, свешивающейся с солнца. Возможность того, что пациент прочитал этот недавно открытый текст, исключалась. Юнгу 139казалось, что единственным объяснением этому факт может быть только то, что существуют универсальные символы, которые могут появляться в религиозных мифах, так же как и в психических галлюцинациях 140. Оказалось, что совпадения подобного рода встречаются довольно часто, даже если и не в такой шокирующей форме, как в данном случае.

Юнговскую теорию архетипов часто понимают неправильно. Необходимо проводить различие между «архетипами как таковыми», которые обычно находятся в скрытом и бессознательном состоянии, и «ар-хетипическими образами», которые суть манифестации «собственно архетипов» сознания. Архетипы не являются продуктом индивидуального опыта, они - «универсальны». Эта их универсальность истолковывалась юнгианцами или как вытекающая из структуры человеческого мозга, или как выражение своего рода неоплатонической души мира. Не отрицая возможности и того, и другого объяснения, Юнг, который претендовал на то, чтобы быть ученым-эмпириком, говорил, что он вынужден признать существование архетипов, хотя и не обладает знанием их сокровенной природы. Архетпические образы Юнга напоминают нам идею фон Шуберта об универсальном языке символов, общем всему человечеству и проявляющемуся в сновидениях, так же как и в мифах всех народов. Однако в юнговской концепции архетипы являются чем-то большим, чем универсальный язык символов: они представляют собой центры психической энергии; они обладают «нуминоз-ным» жизнеподобным качеством; и они, по-видимому, проявляются в критических обстоятельствах - или благодаря внешнему событию, или вследствие какого-то внутреннего изменения.

В качестве примера архетипического образа, высвобожденного внешним событием, мы могли бы привести переживания Уильяма Джеймса, связанные с землетрясением в Сан-Франциско в 1906 году 141. Проснувшись в своей постели ранним утром, он сразу понял, что происходит, но не почувствовал никакого страха, а лишь неподдельный восторг и желание приветствовать происходящее. Далее, словами самого Джеймса: