Генри Элленбергер - Открытие бессознательного [Том 1]

Среди наиболее эффектных достижений Шарко были его исследования травматических параличей, которыми он занимался в 1884-1885 годах. 141В то время параличи считались следствием повреждений нервной системы в результате несчастного случая, хотя в 1837 году Б.К. Бгюуди 142, а в 1869 году Рассел Рейнольде 143в Англии сообщали о существовании «психических параличей». Но каким образом чисто психологический фактор может вызывать паралич при том, что пациент не знает об этом факторе, а возможность симуляции исключается?

Шарко к этому времени уже проанализировал различие между органическим и истерическим видами паралича. В 1884 году в Сальпетриер поступили три пациента с моноплегией (параличом) одной руки, наступившей вследствие травмы. Шарко прежде всего доказал, что симптомы этого заболевания, хотя они и отличались от симптомов паралича органического, тем не менее точно совпадали с симптомами истерического паралича. Вторым шагом явилось экспериментальное воспроизведение подобных параличей у больных в состоянии гипноза. Шарко сделал внушение нескольким загипнотизированным пациентам, что их руки парализуются. Появившийся в результате гипнотический паралич, как оказалось, проявлял точно такие же симптомы, что и спонтанный истерический паралич и посттравматические параличи у всех трех вышеуказанных пациентов. Шарко сумел шаг за шагом восстановить эти параличи и предложил попытаться убрать их, действуя в обратном порядке. Следующим шагом явилась демонстрация последствий травмы. Шарко выбрал легко поддающихся гипнозу пациентов и внушил им, что, когда они будут находиться в состоянии бодрствования и кто-то слегка ударит их по спине, они мгновенно получат моноплегию руки точно того же типа, что и посттравматическая моноплегия. Шарко указал на тот факт, что у ряда пациентов, постоянно живущих в состоянии сомнамбулизма, гипнотическое внушение не является необходимым. Они получали паралич руки после удара по спине даже без специального словесного внушения. Таким образом, был продемонстрирован механизм посттравматического паралича. Шарко предположил, что нервный шок, сопровождающий травму, является чем-то вроде гипноидного состояния, аналогичный гипнозу и, следовательно, дающий возможность появления у пациента самогипноза. «Я не думаю», - делает заключение Шарко,- «что в каком-либо психопатологическом экспериментальном исследовании было бы возможно более точно воспроизвести условие, изучить которое человек сам поставил себе в задачу».

Шарко относит истерические, посттравматические и гипнотические параличи в группу динамических параличей в противоположность органическим, являющимся результатом поражения нервной системы. Подобную демонстрацию он провел в отношении истерической немоты и истерической коксальгии (болей в тазобедренном суставе). Ему и здесь удалось экспериментально воспроизвести посредством гипнотизма клинические картины, идентичные истерическим состояниям. В 1892 году Шарко разграничил «динамическую амнезию», в которой потерянная память может быть восстановлена в состоянии гипноза, и «органическую амнезию», где восстановление невозможно. 144

В последние годы своей жизни Шарко понял, что между зоной ясного сознания и зоной органической мозговой физиологии существует еще одна обширная область. Его внимание привлекло лечение с помощью веры, и в одной из своих последних статей он писал о том, что видел больных, направляющихся в Лурд и приезжающих оттуда излечившимися от своих заболеваний. 145Он пытался проследить механизм таких излечений, предчувствуя, что увеличение знаний о законах «лечения с помощью веры» приведет к большим терапевтическим успехам.

Есть много описаний и портретов Шарко, но они почти все без исключения были сделаны в то время, когда он находился в зените славы, или в преклонных годах. Наиболее живым описанием Шарко мы обязаны Леону Доде, изучавшему медицину в Сальпетриере, отец которого, романист Альфонс Доде, был дружен с Шарко. Вот сокращенный отрывок из книги Леона Доде «Воспоминания», в котором он описывает Шарко: 146

Шарко был небольшого роста, полноватый, живой человек с большой головой, бычьей шеей, низким лбом, широкими щеками. Его линия рта наводила на мысль о жесткости характера и склонности к задумчивости. Он был всегда чисто выбрит и зачесывал свои прямые волосы назад. Шарко чем-то напоминал Наполеона и стремился подчеркнуть это сходство. Походка у него была тяжелая, голос властный, довольно низкий, временами ироничный и настойчивый, а выражение лица говорило о необычайном темпераменте его натуры.

Он был чрезвычайно образованным человеком, знакомым с работами Данте, Шекспира и великих поэтов, читал на английском, немецком, испанском и итальянском языках. У него была большая библиотека, полная странных, необычных книг.

Шарко был очень человечен, проявлял глубокое сочувствие к животным и запрещал вести в своем присутствии какие-либо разговоры об охоте и охотниках.

Мне никогда не доводилось встретить более властного человека, не встречал я и человека, который обладал бы такой деспотической способностью воздействовать на окружающих. Чтобы понять это, достаточно было только увидеть, какой быстрый подозрительный взгляд он мог бросить с кафедры на своих студентов, и услышать, как он прерывает их резким коротким словом.

Он не выносил, чтобы ему противоречили, даже в самой малой степени. Если кто-то осмеливался на возражение его теориям, Шарко приходил в ярость, мог действовать вероломно и делал все возможное, чтобы разрушить карьеру дерзкого безумца, если тот не брал свои возражения назад и не приносил извинений.

Он не выносил глупости, однако, из-за своего стремления доминировать вынужден был избавляться от своих самых талантливых последователей, в результате чего в его окружении остались в основном посредственности. Чтобы как-то компенсировать это обстоятельство, он завел знакомство со многими поэтами и художниками и устраивал великолепные приемы.

Одна из идей, которыми Шарко был особенно увлечен, заключалась в том, что та доля, которую в нашей жизни играют сны, даже наяву гораздо больше, чем просто «значительная».

Многочисленные упоминания Шарко мы находим в Дневниках Эдмона и Жюля де Гонкуров. Эти два брата были известны своими язвительными описаниями и, похоже, до известной степени оказались настроенными против Шарко, о котором они написали следующее: 147

Шарко был довольно амбициозным человеком, завистливым к любому превосходству над ним. Он приходил в ярость, если кто-то осмеливался отклонить приглашение на его прием. Шарко был настоящим деспотом в университете, с пациентами он вел себя довольно бесцеремонно, вплоть до того, что грубо заявлял им о надвигающейся смерти, и в то же время проявлял малодушие, когда был болен сам. Он был тираном и по отношению к своим детям; например, он заставил своего сына Жана, который хотел быть мореплавателем, стать врачом. Как ученый Шарко представлял собой странную смесь гения и шарлатана. Наиболее отталкивающий из его черт была та бесцеремонность, с которой он говорил о конфиденциальных проблемах своих пациентов.