Геннадий Мирошниченко (Мир) - Почему врачи живут меньше своих пациентов на 15 лет? Что делать?

Может быть, мне повезло и я, пройдя в неволе школу жестокого обращения с людьми и на своей шкуре испытав эту жестокость, пришел к некоторым существенным, как я понял, выводам, основным из которых был вывод о том, что, вообще говоря, мало кому так уж необходима именно серьёзная помощь. Главные недостатки этих больных людей — их невежество, паника, слабость духа и излишняя доверчивость.

Самое серьезное в медицине — это, видимо, хирургия и реанимация, то есть то, что делается без вмешательства страждущего. Да и то, как явствует из воспоминаний вернувшихся к жизни, от поведения человека, даже находящегося в бессознательном состоянии, зависит многое в том, встанет или нет он с больничного одра.

Но, парадоксально, поведение человека на том свете или в беспамятстве определяется все той же его грамотностью в вопросах собственного здоровья и собственной жизни, которую он вёл в сознании.

В своем стремлении быть здоровым человек, прежде всего, должен проснуться от спячки, от автоматичности своего бытия, чтобы выйти на новый уровень понимания. А проснувшись, человек сам, автоматически же, станет вбирать в себя новые более высокие смыслы жизни, чем те, которыми он жил до того.

Автоматичность нашей жизни не просто убаюкивает, как принято считать, — она является мощным внушающим фактором, стандартизатором ситуаций, даже тогда, когда они требуют далеко не тривиальных решений. Автоматичность поведения в мире, где надо проявлять игровой героизм, самый лучший гипнотизёр.

Свою задачу я определил как помощь людям, попавшим в беду, в первую очередь, как помощь в осознании происходящего с ними. Как часто стало получаться исцеление от одного часового разговора по душам! Никаких манипуляций руками, никаких заговоров, никаких погружений, тех, которые приводят к сильным измененным состояниям. Но сам разговор — это погружение в Океан Смысла Жизни .

Вот так с большой буквы я определяю ту помощь людям, которая становится эффективной для них. Конечно, в особых случаях я провожу и глубокое погружение, и обучение, и даже влияю на духовное воспитание человека.

Да, я испытываю напряжение, иногда возвращается всё то же состояние недомогания. Конечно, в таком контакте я менее защищен, чем когда провожу бессловесные занятия, — в силу своей раскрытости. Но, как правило, подобные беседы несут в себе значительный духовный потенциал, который и помогает мне самому сохранить мою целостность в неприкосновенности.

Хотя иногда я могу провести в процессе разговора диагностику вплоть до шаманской или, по-другому, онтопсихологической, и взять физические боли моего подопечного на себя, почувствовав при этом все его телесные неприятности. Но последствия от такой, для некоторых буквально самоубийственной процедуры, для меня уже не будут катастрофическими. Панцирь Духовного Знания и соблюдения законов Духа спасает независимо от моего желания.

Нам хорошо знакома картина, когда при лечении в медицинских учреждениях больному человеку становится значительно лучше уже после нескольких первых сеансов воздействия на больное место каким-нибудь прибором, а потом, по мере повторения сеансов, улучшения уже не наблюдается. А в отдельных случаях, и нередко, наступает даже ухудшение.

И мои, и чужие исследования показали, что практически при любых воздействиях на человека эффективными являются первые три , четвертое может применяться, если третье воздействие по каким-либо причинам вызвало негативную реакцию организма.

Пятое воздействие, как правило, уже не дает улучшения, а начиная с шестого, самочувствие и объективные показатели организма, как правило, ухудшаются. Организм больного требует перерыва между сериями сеансов. Если количество сеансов более четырёх, дальше уже наступает период тренировки иммунитета организма больного.

При входе к восточным целителям висит плакат: «Если ты после третьего посещения этого врача не получил облегчения, ищи себе другого врача!»

Природа надежно защитила человека от проникновения в него чужого воздействия тем, что привлекла его внимание именно к чужеродному влиянию. Человек должен (!), если он хочет жить в этом Мире полноценной жизнью, использовать подпитку со стороны только в самом начале, чтобы на её основе и с её помощью развить собственный внутренний источник духа и энергии.

Выскажу свою точку зрения на нарушение принципа «Не просят — не лезь!»

Мне пришло письмо, в котором женщина жалуется на то, что её семнадцатилетняя дочь слышит злобные голоса в отношении матери. Сама же мать вскоре после рождения своей дочери потеряла слух. Меня просит мать помочь ей справиться со своей дочерью. Из этого письма следует, что мать настолько потеряла голову, что не понимает, что ей нужен не милиционер, приставленный к дочери, а обращение к духовной жизни.

Просит мать афганца, который сам не хочет ни с кем контактировать, убегает, оскорбляет.

Просит сестра за своего брата, который тоже не уполномочивал её на ведение переговоров от его имени.

Люди, и часто очень близкие, лезут в чужую душу и в чужую жизнь, хотя их не просит об этом тот, о ком они пекутся.

Не просят — не лезь! Это основной закон космической помощи.

Живущий своим сознанием, даже если оно помрачено, должен сам решить, нужна или нет ему помощь. Если он отказывается от неё, значит, у него есть на это причины. Другое дело, кто должен заботиться о нём — его мать, родные или общество? Я обосновываю свою точку зрения на это с позиций духовности дальше.

По большому счету причины нашего появления и жизни на Земле лежат не в наших руках, а в руках Бога. И если кто-то стал алкоголиком или наркоманом, шизофреником или одержимым, то это может означать только одно — он сам выбирает на пятьдесят процентов свой путь, сам выбирает борьбу за восхождение духа собственного или паралич воли.

Во многих случаях я отказываю людям, просящим о ком-то, даже будучи в непосредственном контакте с тем, о ком просят, если они не понимают, что для разговора со мною должен созреть тот, кто страдает от своего несчастья. Это не мать или отец больного, а сам больной. Потому что я помогаю действием. Но действием не моим, а действием самого несчастного, помогая лишь мобилизовать на это действие его силы и его дух.

Да, при работе с ним я буду напрягаться, как я уже говорил. Но я не могу напрягаться за него мышечно или душевно. За него нельзя дышать и радоваться — это не смогу ни я, ни его родные и любимые. Я могу только вызвать его на его же действие: в душе или теле, в желании или воле.

Именно эта моя помощь ему и является главной для меня и главной для него. Ибо я не могу лечить химией или хирургией, даже травами, хотя посоветовать что-то из них, конечно же, могу, но на усмотрение самого человека, обратившегося ко мне.