Роже Дадун - Фрейд

Затем последовало римское путешествие...

"В период морального и материального упадка того времени, - пишет Фрейд в январе 1901 года, - меня неотступно преследовало желание провести пасхальную неделю в этом году в Риме". Своему другу-собеседнику Флиессу он писал еще несколько лет назад, в 1897 году: "Моя ностальгия по Риму носит действительно невротический характер". Большое путешествие по Италии, которое Фрейд совершил летом 1900 года со своей родственницей Минной, посетив Венецию, Стрезу, Милан и другие города, вновь возбудило в нем желание видеть Рим, превратившееся в навязчивую идею. Однако он колеблется, считает, что "не имеет на это права", не позволяют "условия". Похоже, что Рим стал для него запретным городом под влиянием какого-то странного табу. Этот стойкий и глубокий внутренний запрет Фрейда относительно Рима вызвал впоследствии многочисленные комментарии, основанные главным образом на догадках и фантазиях. Джонс, в частности, приводит в пример "полностью абсурдную идею" некоторых исследователей, полагающих, что утвердившееся в подсознании Фрейда подспудное желание обратиться в католицизм вызывало в нем при мысли о поездке в Рим страх "продать свою душу церкви". Значительно более интересной представляется мысль о том, что со времен своей нежной и воинственной юности Фрейд идентифицировал себя с Ганнибалом, семитским героем - яростным противником римлян, и поэтому не мог заставить себя пересечь ворот Рима. Испытывал ли Фрейд страх опошлить своим святотатственным вторжением великий Город - Мать Городов? Как он представлял себе материальное выражение Города по-латински urbs, звучащее как отголосок, особенно для Фрейда, виртуозно владевшего тонкостями языка и основами происхождения слов, немецкого иг, обозначающего все первичное, примитивное, основополагающее? Рим, Urbs, воплощение Цитадели, которую требуется завоевать, вызывал в глубине сознания Фрейда, особенно чувствительного ко всему, что есть Ur - основополагающее чувство древнего, фундаментального, первичного. Городская стена ограждает материнскую святыню, и преодолеть ее - значит совершить акт вторжения, завоевания и обладания, который следует за убийством врага - отца или брата. В основе Рима лежит убийство Рема Ромулом, пролитая кровь брата...

Кроме этого образа смерти, увидеть Рим "в сокровенных глубинах души" Фрейда означало вновь созерцать запретное тело матери, заставить либидо вновь "обратиться к матери" (matrem, как писал он, используя латинское слово, которое мог узнать от своей кормилицы - первой обольстительницы). Обладание и проникновение с помощью глаз, а нам известно, каким проникающим взглядом обладал Фрейд! Страстные порывы и боязливые отступления сменяют друг друа в постоянном движении к образу Матери - первому и единственному предмету вожделения и любви (Roma-Amor), который постоянно присутствует у Фрейда на некотором удалении, ощущается во всех его работах, подобно "тайному отсвету", по его выражению из поэмы, обращенной к Флиессу. Не окажется ли Фрейд, погрузившись в негу римской жизни, в плену божественных и опасных объятий?

Однако оставим фантазии и сомнения. Фрейд сам призывает нас к решительным действиям, когда, поборов внутреннее сопротивление и побывав в Риме, пишет б приложении к "Толкованию сновидений": "Отныне я понял, что достаточно лишь немного смелости, чтобы осуществить желания, ранее представлявшиеся неисполнимыми". Так Фрейд, набравшись "немного смелости", преподает нам в своем ироническом духе драгоценный урок психологической этики, который для него самого превращается в счастливое путешествие. Исполнение его римского желания разворачивается подобно прекрасному сну. Выехав в ночь 30 августа со своим братом Александром, он прибывает в Рим в понедельник, 2 сентября 1901 года, в полдень. "Это кульминационная точка моей жизни", - заявляет он. Посещение музея Ватикана, где его очаровывают картины Рафаэля, первое созерцание Моисея Микеланджело в маленькой церкви Сен-Пьер в Льенсе, монетка, брошенная в источник Треви, и весь Рим, охваченный единым взглядом с вершины горы Альбан - Фрейд не потерял ни минуты из двенадцати дней своих римских каникул. И если его притягивает античный Рим, известный ему еще по книгам, он пишет, что "покорен развалинами храма Минервы, во всей их бедности и разрушениях", то "второй Рим", христианский, вызывает отталкивающее чувство, воплощая собой систему обмана, маскирующую человеческие страдания и нищету. "Меня преследовала мысль,-пишет Фрейд Флиессу 19 сентября 1901 года, - о моей собственной нищете и всей нищете вокруг нас, о которой мне хорошо известно. Я не могу вынести лживость попыток искупления людей, в своей гордыне обращающих лицо к небу".

Фрейд повидал Рим - и вот он ожил, возродился к жизни, по-новому взглянул на вещи. Рим стал ему действительно родным, и, ступив на его землю, он, подобно Антею, обрел силу, энергию и устремленность вперед. Хотя возвращение в Вену и вызывает у него отрицательные эмоции, он уже меньше обращает внимание на материальные трудности и скудость венской жизни. Несомненно, он почувствовал в Риме вкус к лучшей жизни, мечтал о более устроенном будущем. "Вновь увидеть Рим", "лечить моих больных", "обеспечить детям благополучное существование", - такие доводы он приводит в письме к Флиессу от 11 марта 1902 года, пытаясь объяснить свое желание оставить "сомнения" и начать, подобно всем, "раболепствовать перед Властью", пытаясь получить столь желанный сан профессора, в котором ему до сих пор отказывали. В своей "злополучной постоянной потребности к открытости", он детально излагает Флиессу все предпринятые им действия и настойчивые попытки, которые неожиданно увенчались быстрым успехом. 5 марта 1902 года император Франсуа - Жозеф I подписал официальный документ о присвоении Зигмунду Фрейду звания экстраординарного профессора, равного званию профессора-ассистента. Титул действительного профессора Фрейд так никогда и не получит.

Звание профессора, явившееся неожиданным следствием путешествия в Рим, благоприятно сказалось на профессиональном положении Фрейда: престиж привлекает клиентов. Печать признания распространилась и на его идеи, "как будто, - замечает Фрейд с иронией, - роль сексуальности внезапно была официально открыта Его Величеством, значение сновидений утверждено Советом министров, а необходимость применения психоанализа при лечении истерии признана Парламентом большинством в две трети голосов". В этой ситуации Фрейд сохраняет трезвость взглядов, что заставляет его отметить: "нашим старым миром правит Власть, подобно тому, как Новым правит Доллар".