Ричард Нисбетт - Что такое интеллект и как его развивать. Роль образования и традиций

Различия в общественных проявлениях и типах мышления у людей Востока и Запада создают предпосылки для успешной деятельности в инженерии в одном случае и в науке — в другом.

Всем, наверное, знакомо расхожее мнение о том, что из японцев получаются гениальные инженеры, но в науке они отстают. Это не просто стереотип. Инженерные достижения японцев являются предметом постоянной зависти американских промышленников. А мои товарищи, занимающиеся преподаванием инженерных наук и наймом инженеров на работу, говорят, что в этой отрасли не просто преобладают выходцы из Азии — из них получаются лучшие инженеры, чем из белых.

Однако в 1990-х годах 44 нобелевских лауреата в науке были американцами, и только одна премия досталась японцу. И это нельзя объяснить исключительно различиями в финансировании. Японцы в последние 25 лет потратили на фундаментальные научные исследования примерно 38% от суммы, потраченной американцами, но при этом в два раза больше, чем немцы, которые в 1990-х годах получили пять Нобелевских премий. Китай и Корея — относительно небогатые государства, до недавнего времени входившие в список развивающихся стран, и пока рано говорить о том, насколько успешными окажутся их граждане в области естественных наук. Но в любом случае можно отметить ряд преград, стоящих на пути продуктивной научной деятельности, которые, вероятно, характерны для всех людей, отличающихся тесной связью друг с другом и холистическим типом мышления.

Во-первых, социальные различия между Востоком и Западом способствуют научному прогрессу последнего. В Японии, где во многих отношениях сохраняется более строгая иерархическая структура, чем на Западе, и где гораздо больше проявляется уважение к старшему поколению, больше денег выделяется на исследования пожилым ученым, которые трудятся уже не очень продуктивно. Я считаю, что успехами в науке западная цивилизация во многом обязана главенству личных достижений и уважению к персональным амбициям. Долгие часы, проведенные в лабораториях, возможно, не приносят много радости и пользы семье ученого, зато необходимы для его личных достижений и славы. На Западе научные дебаты принимаются как должное и считаются неотъемлемой частью научного процесса, в то время как в большинстве восточных стран воспринимаются как грубость. Японский ученый недавно рассказывал, как удивила его картина спора между учеными, которые в жизни были друзьями, но которые при этом на публике подвергали мнения друг друга резкой критике. «Я работал в Институте Карнеги в Вашингтоне и там познакомился с двумя блестящими учеными, которые дружили между собой, но при этом постоянно спорили друг с другом, даже на страницах журналов. Такое возможно только в США, но не в Японии».

Во-вторых, конфуцианская традиция, частью которой являются Корея и Япония, не слишком признает ценность знания как такового. Это резко контрастирует с философской традицией Древней Греции, где чистое знание ценится превыше всего прочего. (Обратите внимание на термин «философская традиция» в предыдущем предложении. В «Республике» есть занятный эпизод, где афинский купец порицает Сократа за его стремление к абстрактным знаниям, говоря о том, что это вполне допустимо в юности, но во взрослом человеке выглядит отвратительно.)

В-третьих, представители западной цивилизации с большей готовностью применяют логику, интеллектуальный инструмент спора, к окружающему их миру. Даже встречающиеся время от времени у людей Запада гиперлогические наклонности могут быть полезны для науки, несмотря на то что в повседневной жизни иногда выглядят нелепо и даже смешно. Западный тип полемики, основанный на логике, применяется в научном языке, юриспруденции и политологии. Он состоит из обзора предмета обсуждения и связанных с ним проблем, гипотез и фактов, опытов и аргументов, доказывающих или опровергающих эти гипотезы, и подведения итогов. Обучение такому типу аргументации начинается еще с детского сада: «Этот мишка — мой любимый, он нравится мне потому, что...» Вероятно, именно из-за того, что такая форма риторики корнями уходит к дебатам и формальной логике, она не характерна для Востока. Я обнаружил на примере собственных студентов из Восточной Азии, что стандартная форма научной дискуссии — самое сложное для них во всем курсе подготовки к получению ученой степени.

Наконец, есть еще вопрос любопытства. Как бы то ни было, западные люди, кажется, более любопытны, чем восточные. Именно представители западной цивилизации исследовали мир, углублялись в научные изыскания и считали, что стремление к фундаментальным философским изысканиям свойственно человеческой природе. Я не знаю, почему так сложилось, однако могу кое-что предположить. Нам известно, что люди Запада постоянно пытались построить причинно-следственную модель мира. Оказывается, школьные учителя считают детей японских бизнесменов, проживающих в Америке, мало способными к анализу именно потому, что они не занимаются построением таких моделей. С построением таких моделей всегда связан некий элемент неожиданности. Модели порой ведут к заключениям, которые оказываются ложными. Это заставляет человека уточнять свои взгляды — отсюда и любопытство.

Нет такой характерной для восточных людей черты мышления, которая представляла бы собой непреодолимое препятствие для успехов в науке. Практические занятия ею способствуют развитию таких мыслительных особенностей, которые я охарактеризовал как «западные», и чем больше восточный человек погружается в «западную» культуру науки, тем больше развиваются у него те навыки, которые дают ему возможность очень эффективно заниматься научными исследованиями. Квантовая теория в физике основана на противоречиях, которые западному уму представляются настоящим проклятием, однако вполне соответствуют складу восточного мышления. Нильс Бор говорил, что возможность выдвинуть квантовые гипотезы дало ему близкое знакомство с восточной философией.

На настоящий момент западное превосходство в науке может быть козырем в дружеском состязании с Востоком. Однако не стоит думать, что этот козырь можно будет еще долго использовать. Ведь вспомните, что едва ли не до конца XX века европейские ученые дивились неспособности американских достичь больших успехов в науке.