Донна Наказава - Осколки детских травм. Почему мы болеем и как это остановить

Исследование травмирующего опыта детства показывает: старая пословица «Что нас не убивает, то делает сильнее» редко соответствует действительности.

Ознакомившись с результатами, Сиери обнаружил, что «пациенты, практически не имевшие негативного опыта в детстве, обращались к врачу по поводу поясничных болей не реже тех, у кого в детстве было много стрессовых событий». Но, что самое интересное, они так же часто страдали от неврозов или депрессий.

Может быть, есть золотая середина? Да, есть. Люди, у которых был незначительный негативный опыт детства и юности, реже обращались к врачам в зрелом возрасте.

Напрашивается вывод: получение умеренной стрессовой нагрузки в годы взросления формирует способность справляться со сложными ситуациями, делая человека более стойким в перспективе столкновения с неприятностями.

В своем исследовании Сиери нашел положительный эффект негативного детского опыта, но тогда почему таких же выводов не было сделано ранее?

По мнению самого Сиери, в предыдущих исследованиях респондентам задавали вопросы, касающиеся самых болезненных эпизодов, в то время как человек (ребенок) может пережить менее травмирующее событие. Это событие все равно задевает его, но не настолько, чтобы привести в движение разрушительные механизмы. Напротив, оно приводит к вырабатыванию жизнестойкости.

Сиери проверил свою гипотезу другим способом. Он попросил отвечавших на вопросы в течение пяти минут подержать руки в ведре с очень холодной водой. Респонденты из «золотой середины» меньше реагировали на физическую боль. В этой же группе отмечалась устойчивость к психологическим переживаниям; и у этих людей была выше удовлетворенность жизнью.

Итак, сомнений не оставалось: переживание умеренного стресса в прошлом помогает справляться с факторами стресса в настоящем. Сиери говорит: «Кажется, эти люди обрели ощущение того, что если что-то плохое происходит, то это не означает, что так будет всегда. Негативные события прошлого поспособствовали тому, что они стали более гибко воспринимать неприятности». Опыт дал им оптимальную жизненную стойкость, они гнутся, но не падают.

И наоборот, люди без негативного опыта, так же как и люди с избытком такового, рискуют свалиться под грузом обстоятельств.

«Негативный жизненный опыт может закалить людей, дает им возможность лучше справляться со сложностями, – говорит Сиери. – Получая тяжкий опыт, мы получаем также и шанс научиться справляться с ним».

Сказанное выше не подразумевает, что негативный детский опыт «приносит пользу». Это не так. Если подвергать ребенка непредсказуемому хроническому стрессу, тело ставит на поток выработку возбуждающих гормонов, а мозг провоцирует состояние физического и нервного истощения. Умеренный стресс, который правильнее было бы назвать встряской, может дать почву для жизнестойкости только в том случае, если он не является глубоко личным, часто повторяющимся и не инициирован человеком, которого вы любите.

Попробую объяснить. Смерть бабушки или дедушки – это, безусловно, стресс, но в том, что случилось, нет вашей вины. Бабушка или дедушка умерли не потому, что вы плохой человек или что-то делали неправильно. Сам факт смерти никак не связан с тем, кто вы и что вы. Целостность вашей личности не нарушается. Чувство утраты будет сильным, но его нужно пережить. Вот это действительно сделает вас сильнее.

Джек Шонкофф, доктор медицинских наук, профессор Гарвардского университета, директор Центра развития ребенка, изучал реакцию на острый стресс – влияние трудностей детства на развитие мозга и заболевания во взрослой жизни.

Стресс, если он не хронический, помогает детям научиться находить ресурсные стратегии, успокаиваться и восстанавливаться. Он учит быть гибким.

«Опыт раннего детства буквально въедается в наше тело и влияет на развитие мозга, сердечно-сосудистой, иммунной и метаболической систем, – сказал он на форуме по хроническому стрессу в 2012 году. – Однако полностью исключить стресс нельзя. Навык справляться со стрессовыми ситуациями является частью здорового развития. Стресс, если он не хронический , помогает детям научиться находить ресурсные стратегии, успокаиваться и восстанавливаться. Он учит быть гибким. Другое дело, если ребенок переживает стресс при отсутствии поддержки и в течение длительного времени, когда стресс становится фоном его жизни. Такой стресс, почти всегда спровоцированный взрослыми, связан с активацией систем, разрушающих нейронные связи, и по мере своего развития изнашивает тело».

Хронический стресс не закаляет ребенка – он ломает ему мозг, и ребенок постепенно утрачивает способность справляться с жизненными испытаниями. Разница между опытом, закаляющим характер, и хроническим стрессом очевидна.

Обычно негативный детский опыт получают за закрытыми дверями: родители или другие взрослые унижают ребенка или жестоко обращаются с ним, когда никто не видит. В присутствии других людей картинка бывает совсем другой – благополучной. Таким образом, ребенок в силу особенностей его мышления воспринимает происходящее как секрет, как то, что нужно скрывать. А когда с ребенком никто не говорит о том, что происходит или почему это происходит, но сам он понимает, что что-то не так, он приходит к выводу, что он и есть виновник происходящего. Что все плохо из-за него . Что он заслуживает такое отношение. Если об этом никто не говорит, значит, он делает что-то не так или с ним что-то не так, и лучше об этом помалкивать.

Просто глядя на цифры, утверждающие, что негативный опыт в жесткой форме (речь не идет о золотой середине) получили 64 % детей из тысячи опрошенных, можно предположить, что вы лично знаете детей, живущих со смутным ощущением, что в их жизни происходит что-то не то и что в этом именно их вина. Может быть, даже у вас есть личный опыт. Когда вы росли, у вас были проблемы дома или в школе, но вы предпочитали молчать об этом. Скорее всего, вы ощущали чувство стыда, а стыд у нас принято скрывать.

Шестьдесят четыре процента – эта цифра появилась в результате исследования, то есть детям был задан вопрос: все ли нормально в их жизни? Повторю, опрошена была всего лишь тысяча, но у большинства детей этого никто никогда не спрашивает. Например, с Кэт Херли до тридцати пяти лет никто не говорил о ее детстве. То, что случилось, всегда было «Великим Запретом». В результате Кэт взрастила в себе «глубоко укоренившийся стыд».

– Я несла в себе груз вины за то, что сделал мой отец, и за свои слова на суде, отправившие его в тюрьму. Моя семья никогда не обсуждала убийство моей матери. По крайней мере при мне они делали вид, будто ничего не случилось, – говорит она. – Даже то ужасное перезахоронение останков… Я до сих пор не понимаю, как не свихнулась.