Донна Наказава - Осколки детских травм. Почему мы болеем и как это остановить

Если есть человек, на которого можно опереться, мозг с большой вероятностью восстановится; если такого человека нет, последствия, скорее всего, будут разрушительными.

Гарриет сорок восемь. Она юрист, проживает в Остине. Гарриет росла с матерью, которая «на самом деле представления не имела, что значит быть родителем».

Когда Гарриет исполнилось четыре года, мать начала регулярно отправлять ее самолетом одну к бабушке с дедушкой, хотя знала, что оба имеют расстройства психики.

– В первый же день дедушка заставил меня снять одежду и идти в ванную. «Сейчас я тебя буду купать», – сказал он.

У Гарриет до сих пор случаются панические атаки, когда она вспоминает это.

– Я плакала и пыталась выскочить из ванны, мне не нравилось то, что он со мной делал…

Когда она немного подросла и стала понимать, что происходит, она предупредила младших двоюродных сестер, чтобы те никогда не оставались с дедом наедине.

– Ко мне никто не относился внимательно, но своим детским умишком я поняла, что могу помочь Энни и Лиз.

В двенадцать лет Гарриет упала во время выполнения гимнастического упражнения и сильно ушиблась. Матери она ничего не сказала. Боль, однако, была настолько сильной, что пришлось обратиться к врачу. «О господи, да как ты вообще ходишь?» – удивился тот, обнаружив трещину. Из-за несвоевременно оказанного лечения выздоровление затянулось, и, даже оправившись от травмы, девочка по-прежнему испытывала боль.

В шестнадцать лет Гарриет была изнасилована одноклассником.

– Я сопротивлялась и царапала его, но он не слушал мои просьбы прекратить.

На следующий день парень раструбил на всю школу, что царапины у него на лице, потому что «в постели эта сучка – зверь».

И об этом Гарриет своей матери ничего не рассказала.

– Если бы я подошла к ней с просьбой о помощи, она бы поморщилась: «Ну как ты мне можешь такое говорить, Гарриет?» Мне уже в четыре года было понятно, что моя мама никогда не будет меня утешать, что я не могу рассчитывать на ее помощь. Если мне было больно или страшно и я ей об этом рассказывала, это моментально превращалось в упреки, мол, вечно ты со своими проблемами.

Когда Гарриет было девятнадцать, она сказала матери, что чувствует себя лесбиянкой, и та навсегда прервала с ней отношения.

Гарриет стала жить одна, сумела окончить университет и внешне была вполне благополучной женщиной.

– Но у меня все время была легкая дрожь. Никто этого не замечал, а я от этого страдала. Я была неуверенной в себе, и это мне здорово мешало.

К тридцати годам у нее вырос зоб. Ритм сердца в состоянии покоя достигал ста сорока ударов, что значительно выше нормы. У Гарриет развилась гиперфункция щитовидной железы, серьезное аутоиммунное заболевание.

В сорок четыре лет гинеколог обнаружил у Гарриет гигантскую фиброму, расположенную на задней стенке матки.

– Она развивалась как минимум десять лет и была размером с головку младенца. Но я об этом понятия не имела, потому что меня и так мучили боли в области спины.

Я рассказала Гарриет о недавнем исследовании, которое показывает, что у девушек, ставших жертвами сексуального насилия, на 36 % выше вероятность развития новообразований матки десятки лет спустя. Гарриет была не очень удивлена.

Оглядываясь на свое прошлое, она говорит:

– Я так думаю, что все травмирующие события в моей жизни произошли из-за равнодушия матери. Все могло быть по-другому, если бы мама не отворачивалась от меня, когда происходило что-то ужасное, если бы я чувствовала ее поддержку несмотря ни на что.

Естественно, когда у ребенка есть надежный друг, к которому можно обратиться, шансы на осмысление стресса гораздо выше, и в идеальном варианте небезразличный взрослый обязательно вступится. Исследователи из университета Эмори недавно выяснили, что даже если ребенок сталкивается с негативным опытом, но у него здоровая обстановка в семье и есть кому рассказать о своих проблемах, в гене рецептора окситоцина ( OXTR ) происходят изменения, помогающие выработать жизнестойкость (неслучайно ген окситоцинового рецептора еще называют геном оптимизма).

Хорошей новостью в исследовании Сиери является то, что «сам факт негативного события не является приговором для тех, с кем это произошло». Остается узнать, за счет чего развилась жизнестойкость у людей, получивших умеренный негативный опыт в детстве. Если мы разгадаем это, то получим ключ к пониманию их опыта и того, как применять его в психотерапии. «Нужно предоставить людям возможность получить пользу даже от серьезного негативного опыта прошлого», – говорит Сиери.

Когда люди, пострадавшие в детстве, начинают искать пути к исцелению, они делают шаг к благополучию. Наш мозг податлив и пластичен, и ему под силу создать нейроструктуру для жизнестойкости. Мы можем вписать травмы прошлого в такой контекст, который сделает нас готовыми к преодолению стрессовых событий и достойному выходу из них.

Развитие мозга с рождения происходит за счет опыта, но наше генетическое строение также оказывает влияние на то, как воспринимается стресс. Некоторые люди генетически более восприимчивы к тому, что происходит в семье и за ее пределами. На других негативный опыт не оказывает столь очевидного влияния. Дело не в «толстокожести» – одна из причин этой разницы кроется в нашем генетическом коде.

Гипотеза сензитивности (чувствительности) объясняет, почему некоторые люди больше других страдают от стресса. За положительные эмоции отвечает гормон серотонин. Содержание серотонина в мозге влияет на наше поведение. Также серотонин оказывает влияние на способность восстанавливаться после эмоциональных травм. Переносчиком серотонина является ген 5 HTTLPR , или ген уязвимости.

Развитие мозга с рождения происходит за счет опыта, но наше генетическое строение также оказывает влияние на то, как воспринимается стресс.

Исследователи обнаружили три варианта гена уязвимости. Людям, имеющим комбинацию «короткий/короткий», свойственна высокая чувствительность. Когда происходит стрессовое событие, такой человек восстанавливается довольно долго, но в то же время он поддается позитивному влиянию и при надлежащей поддержке преуспевает в жизни.

Вариант «короткий/длинный» отличает тех, кто не особо подвержен влиянию со стороны. Люди с таким генотипом предпочитают все носить в себе.

Вариант «длинный/длинный» ассоциируется с наибольшей возможностью восстанавливаться и находить точку опоры. Когда происходят выходящие за рамки нормального события, носители этой разновидности гена 5 HTTLPR не слишком сильно переживают. То, что накрыло бы других с головой, им, фигурально выражаясь, как с гуся вода. Они избавлены от тяжелой аллостатической нагрузки. (Здесь следует сказать, что таких людей в мире не более 15 %.)