Филип Фернбах - Иллюзия знания. Почему мы никогда не думаем в одиночестве

Причины каждого из этих явлений сложны и многогранны, и мы не претендуем на глубокое понимание того невероятного зла, которым ознаменовалась середина ХХ столетия. Заметим, однако, что все лидеры того времени опирались на примерно одинаковое и вполне сознательное оправдание своих варварских действий необходимостью обеспечения идеологической чистоты, которая позволила бы вести общество в будущее единственно возможным путем. И теперь, задним числом, уже можно уверенно говорить, что ни один из этих жестких, ортодоксальных лидеров не оказался прав. Все они, как и их последователи, страдали от иллюзии понимания (то есть от непонимания!) ситуации. Последствия этих иллюзий были ужасными.

Иллюзия глубины объяснения позволяет людям занимать гораздо более сильные позиции, нежели они могут обосновать. Чтобы проверить правильность этого утверждения, мы провели эксперимент с использованием процедуры, описанной в главе 1, а именно остроумного метода Розенблита и Кейла, демонстрирующего иллюзию глубины объяснения. Но на этот раз, вместо того чтобы спрашивать о бытовых предметах, как это делали они, мы задавали людям различные политические вопросы (147). Мы спрашивали людей, поддерживают они или отвергают некоторые политические решения, которые в то время (2012 г.) активно обсуждались:

• Нужно ли вводить фиксированный федеральный налог?

• Нужно ли принимать программу по сокращению выбросов углекислого газа?

• Нужно ли вводить односторонние санкции в отношении Ирана?

• Нужно ли увеличивать пенсионный возраст в системе социального обеспечения?

• Нужно ли вводить систему здравоохранения, в которой все расходы оплачивает государство, а не частные страховые компании?

• Нужно ли вводить систему оплаты труда учителей с учетом заслуг?

При этом обычно мы сначала просили людей оценить степень понимания ими вопроса по шкале от 1 до 7. Затем предлагали им предоставить объяснение всех следствий принятия той или иной стратегии. Например, инструкция в отношении системы ограничения и торговли выбросами углерода выглядела так: «Пожалуйста, опишите подробно все, что вы знаете о последствиях введения системы ограничений и торговой системы выбросами углерода, от первого этапа до последнего и с прослеживанием причинно-следственных связей между этими этапами». В заключение мы снова просили их оценить степень понимания ими проблемы.

Как и в большинстве других подобных экспериментов, респонденты давали очень слабые общие объяснения. Когда мы просили их объяснить, к каким результатам должна привести реализация данной стратегии, они – за очень небольшими исключениями – почти ничего не могли сказать по этому поводу. Они не представляли себе механизмов действия этих стратегий в такой степени, чтобы что-то внятно сформулировать. И, поскольку они сами убеждались в том, что не могут дать сколько-нибудь внятные объяснения, во второй раз оценка ими собственного уровня понимания проблемы была вдвое ниже, чем в первый раз. Они наглядно демонстрировали иллюзию глубины понимания и объяснения. Пытаясь объяснить проблему, они сами убеждались, что не понимают ее настолько хорошо, как они думали. Мы решили, что, поскольку люди переоценивают степень своего понимания проблемы туалетов и консервных ножей, они также переоценивают и степень своего понимания политических стратегий.

Если говорить подробнее, в ходе этого эксперимента мы хотели выяснить, страдают ли люди от подобных иллюзий или, наоборот, наслаждаются ими. Мы хотели выяснить, приведут ли подобные попытки объяснения проблемы к тому, что позиция респондентов по данному вопросу станет менее экстремальной. Мы уже убедились, что попытка объяснения проблемы заставляла их понять, что они представляют себе ситуацию не так хорошо, как они сами полагали. Повлияет ли осознание этого факта на их отношение к проблеме и их точку зрения? Другими словами, приводили ли эти неудачные попытки объяснений к тому, что они становились более «смиренными», а их уверенность в правильности своей позиции уменьшалась?

Чтобы выяснить это, мы просили их оценить не только степень своего понимания проблемы, но и свою позицию по данному вопросу также в баллах от 1 до 7, где «1» означало, что данный респондент выступает категорически за данную политику/стратегию, а «7» – что он выступает решительно против нее. Снова мы спрашивали их об этом до и после того, как они пытались объяснить, к каким результатам должна привести данная политика/стратегия. Потом мы оценивали радикальность их позиций, определяя степень отклонения их суждений от средней точки на шкале «4», то есть от значения, соответствующего отсутствию определенного мнения у данного респондента. Таким образоммы получали оценки в баллах от 1 (твердое «за») до 7 (твердое «против»), поскольку это были максимально возможные оценки.

Мы обнаружили, что попытки респондентов объяснить механизм и результаты реализации данной стратегии снижали у них не только уровень ощущения понимания проблемы, но и степень радикальности их позиций. Если рассматривать всю группу в целом, тот факт, что суждения ее членов становились в среднем менее радикальными, означает, что после такого «упражнения в объяснении» группа в целом становилась менее поляризованной (148). Попытки объяснения позиций приводили к их сближению.

В определенном смысле эти результаты можно считать парадоксальными. Возможный вариант интерпретации результатов этого исследования состоит в том, что, когда людей просят задуматься о проблеме, они поневоле убеждаются, насколько мало в ней понимают, и вынуждены смягчать свою позицию. Однако из материалов других исследований, в ходе которых людей тоже просили подумать об обоснованности их позиций, следует, что после этого их взгляды становились не менее, а, наоборот, более радикальными, надо полагать, по той же причине, по которой обсуждение людьми их позиций в группе делает их убеждения более прочными. Обычно, когда люди задумываются о своей позиции по тому или иному вопросу, они вспоминают, почему так уверены в том, что делают, и находят аргументы в пользу позиции, которую они уже заняли, не углубляясь в объяснение причин того, как и почему данная стратегия должна привести к хорошим или, наоборот, плохим результатам.

Это совершенно разные типы мышления. Когда люди думают и говорят о стратегиях, они обычно не вдаются в объяснения причинно-следственных связей. При обсуждении стратегий разговор идет в основном о том, почему мы верим в то, что делаем: потому что некто согласен с нами, потому что считаем, что данная стратегия соответствует нашим ценностям, потому что слышали об этом в утренних новостях. В ходе нашего эксперимента людей просили сделать нечто сложное и необычное – объяснить возможные результаты реализации данной стратегии с использованием причинно-следственных связей. Для этого необходимо иметь достаточно детальное представление о ней и суметь внятно объяснить, как она будет вписываться в сложный окружающий мири взаимодействовать с ним.