Сергей Расторгуев - Управление Вселенной. Женщина и Вселенная

У них уже нет индивидуальных оргазмов. А только общий, один на двоих, стирающий все границы тел. Да и тот, питаясь телам, кружа и замирая, трансформируется в сказочное сновидение.

Так идти вперед до конца или вращаться по кругу?

Ответ на этот вопрос они унесли с собой. А вопрос остался: Всегда идти вперед до конца или вращаться по кругу? Или, может быть, от нас это не зависит? Так кто-нибудь может знать ответ, или все, знающие неспособны на него ответить, ибо, как утверждается, знающий — молчит, а говорящий не знает?

Те же, кто не способны воспользоваться пламенем любви для продления себя в бесконечность, должны в нем сгорать. Это в лучшем случае! Так жизнь очищается от порожденного ею же мусора. И делает это все тот же вечный огонь «мерами загорающий и мерами потухающий ». Но, а тот, кто спрятался от гераклитового огня, тому остается просто гнить, доживая. В конце-то концов, гниение — это тоже горение, только в другом масштабе времени. Именно так сегодня тлеет Европа.

Разбойник вышел на улицу. И встал на перекрестке.

«Это уже было», — подумал он, — «Город. Перекресток. Машины, машины, машины. И ни в одну сторону нельзя перейти дорогу. Для людей всюду горит красный огонь светофора. Красные, запретительные огоньки и…».

Но Разбойник принял решение, он пойдет туда, куда раньше откроется путь. Он может подобное позволить себе, ибо его никто не ждет, ибо он никому не нужен.

Люди, идущие по своим делам. Люди. Много, много людей. Они появляются откуда-то издалека. Тела их заполняют собой весь горизонт и исчезают.

«Где здесь я? Кто из них я? Как мне узнать среди них себя? Много ли меня среди них? Мы все приходим из бесконечности и уходим в бесконечность. А в бесконечности есть все и много всего. И, конечно же, раз речь идет о бесконечности, то просто по определению, я не могу быть в единственном числе. Ибо бесконечность способна породить множество копий с одинаковой судьбой и с одинаковой душой. И при этом никто не мешает всем этим двойникам встретиться здесь и сейчас. Это в пределах правил, установленных Бесконечностью. И я знаю, что это так и есть. Но мое знание не есть знание разума. Разум стал так думать лишь после того, как знание вошло в дыхание каждой клеточки моего тела и в волненье каждого колебанья души.

Узнать себя в другом, а другого в себе! — Разве не это есть основная проблема бытия?»

«Тому, кого ищут, самому далеко ходить не надо», — вдруг услышал он голос и оглянулся. Но рядом никого не было.

— Почему? — хотел он спросить.

— Да потому, что здесь, то и везде! — хотел он услышать и услышал.

Разбойник шел по длинному коридору гостиницы, в которой он остановился. Повернул в фойе в сторону своего номера и остолбенел. В коридоре, уходящем в бесконечность, под рассеивающимися сквозь тюль солнечными лучами, прямо на ковре лежала красивая, стройная женщина в легком, длинном, облегающем платье. Их глаза встретились. Ее тонкие руки, прижатые к телу, вдруг ожили. Не отводя от него взгляда, она стала собирать в кулачки ткань платья, и оно поползло вверх, открывая ножки все выше и выше. Он смотрел на это происходящее перед ним таинство, потеряв грань между реальностью и сказкой. И когда платье обнажило живот, она чуть раздвинула ноги, так, чтобы он полностью видел Дорогу, и умоляюще прошептала: «Пожалуйста, войди в меня! Тебя там ждут!»

Исполнив команду, простой Разбойник превратится в вечного Наблюдателя.

Став же Наблюдателем, он вспомнит, что на самом деле хорошо знает эту женщину, он много раз видел ее, но только во время тяжелой болезни. Она приходила во сне, и сон наполнялся легкостью и эротикой. После этого болезнь всегда отступала. Он просыпался весь мокрый и легкий и знал, что все тяжелое и опасное позади. Позади, потому что она пришла на помощь, а она может все! И, подобно Карлу Юнгу, он скажет: «У меня было все, и это все было мною».

Сам Юнг называл эту женщину Анимой, являющей собой образ, созданный женскими генами, находящимися в меньшинстве в мужском теле. Об этом же говорит герметическая философия; она говорит о мужчине, который всегда носит в себе истинную жену свою, сокрытую в его теле.

Глядя на нее, Наблюдатель физически ощущал, что в этом мире страдания и боли еще пока остается лазейка в иной мир, в мир иных законов, в мир, в котором жизнь определяется гармонией полета тел, парящих друг в друге.

И он знал, что, как полет, так и падение во многом зависят от погоды в этом сказочном мире. Но он не знал, от чего зависит погода.

Но он умел слышать. И он слышал слова Постороннего:

«Очень часто люди жалуются и себе и друг другу: «Умерла любовь. Надо искать новую.

Они забывают одну простую истину. Любовь — вечна и бесконечна, она идея! И она не может умереть. Она не может измениться. Изменяются люди, подвластные ей. Не зря говорится — все влюбленные одинаковы. Они одинаковы, как солдаты в шеренге, потому что их строит Любовь.

Поэтому умирает не любовь, умирают жалкие люди, которые перестают любви соответствовать, которые перестают узнавать ее друг в друге. Это может произойти из-за обид, интриг или самовлюбленности.

Так давайте, поднимем тост за влюбленных, за их соответствие Любви с большой буквы, а, значит, за их бессмертье в любви!».

Да, это действительно должно быть тостом, — подумал Наблюдатель, — и этот тост как раз и является ответом на один из основных вопросов Жизни. В душах у солдат, стоящих в шеренге, нет, и не может быть ничего личного. Они солдаты любви, идущие на смерть. Они солдаты любви, которых Жизнь приносит в жертву, в качестве расплаты за совершенные ею ошибки, в качестве компенсации за вырвавшуюся на свободу темную энергию мира.

Именно Жизнь закрывает человеку часть Вселенной, именно Жизнь возводит ту самую стену, которая не позволяет человеку стать посторонним. Наличие стены в сознании подобно колее вместо асфальтовых дорог. Ехать можно только в одну сторону. Ехать можно только туда, где тебя ждет твое дело, именно дело, ради которого человек сюда и вызван Жизнью. Это дело как раз в том и заключается, чтобы собирать разбегающиеся звезды и поглощать темную энергию. А Смерть снимает заклятие Жизни, она отменяет дело и уничтожает стену в сознании и в деянии. Она бьет по этой стене тараном событий, выбивая из нее кирпичи, называемые любовью, надеждой и верой. Но после каждого выбитого кирпича Жизнь отступает и торопится заделать проем, готовя силы для контрнаступления.