Константин Платонов - Психология религии.

Видимо, нечто аналогичное совершалось более 30 тысяч лет назад в пещере Монтеспан.

Старого князя Болконского в романе «Война и мир» Л.Н. Толстой назвал Николаем Андреевичем, а его внука, сына князя Андрея — опять Николенькой. И это не случайно. Таков старинный русский (да и не только русский) обычай чередовать имена поколений, называя внука именем деда, а внучку — бабушки.

В основе этого обычая лежала магия имен. Ведь по христианскому обычаю человек праздновал не только день своего рождения, как празднуем и мы, но и «день ангела», «соименного кому святого», как определял слово именины в своем «Толковом словаре» Владимир Даль. Человек, получивший имя святого, считался связанным с этим святым некими особыми связями. «Свой святой» был покровителем и скорее прислушивался к молитвам, чем «чужой».

Даже не задумываясь над переселением души своего отца в названного его именем сына, человек этим актом всегда хотел «сохранить дух предков» в своем роду, передать характер своего отца своему сыну. То же, конечно, относится и к связи своей матери и дочери, через общее имя.

И дело здесь ведь совсем не в том, чтобы чаще слышать дорогое имя, как делаем мы, называя чьим-либо именем, например, улицу. Именно потому, что верил в магию имен, Павел I, поскольку его жену звали Марией, приказал (говоря словами К. Симонова):

Павел I был далеко не первым человеком, считавшимся с магией имен. В Древнем Египте был запрет — табу произносить вслух имя фараона. Иудейская религия запрещает произносить имя бога Ягве, что перешло и в христианскую религию в виде заповеди: «Не упоминай имени господа бога твоего всуе».

Евхаристия, т. е. таинство причастия, — важнейший культ христианской религии, и «преломление хлеба», о котором упоминается и в талмуде, и «принесение верующим святых даров», входящее в христианское богослужение, — все они происходят от древних, дохристианских культов. Причащение молоком и медом существовало в Египте, Африке, Риме, и даже Одиссей смесь из меда и молока приносил в дары мертвым. Крещение — тоже языческий обряд.

В Лондоне, в Британском музее, есть копия изваяния царя Сирии Шамши-Адада, сына Салманасара, жившего за 800 лет до н. э. На шее у него висит каменный крест; крест встречается у этрусков. А самим христианам в III веке н. э. он был еще чужд. Об этом свидетельствуют слова латинского автора III века Феликса Минуция, который писал: «Что касается крестов, то мы их совсем не почитаем: нам не нужны они, нам, христианам; а вы язычники, вы, для которых священны деревянные идолы, вы почитаете деревянные кресты, быть может, как части ваших божеств…»

— Как известно, во всех религиях заклание, жертвы, по возможности, самопожертвования составляют самую сущность богослужения, культа, — писали Маркс и Энгельс.

Проявления культов в виде ритуалов чрезвычайно стойки и именно потому так легко и незаметно переходят из одной религии в другую.

Но только ли религиозные ритуалы стойки? Это ведь свойство всех обычаев, традиций, вообще всех явлений общественной психологии. Некоторые воинские традиции, например, не менее стойки, чем религиозные культы.

Лев Яковлевич Штернберг, этнограф и историк религии, в 1936 году в своей книге «Первобытная религия в свете этнографии» писал:

«Мы должны найти такое определение, которое удовлетворило бы всякой стадии и всякой форме верований, которое одинаково бы подходило и к верованиям самоеда, секущего своего идола, когда его охота неудачна, и к верованиям финикиян, сжигавших на кострах своих детей в угоду божеству, и к верованиям вавилонян, отдававших в храм Астарты своих дочерей и жен проституироваться, отдаваясь первому встречному чужестранцу, и к религии христианина, которая требует, чтобы люди полагали жизнь свою за ближнего, и к религии буддизма, в основе которой лежит в сущности полнейший атеизм…»

Меня в этих образных словах интересуют не характеристики различных религий и даже не необходимость найти наиболее точное из всех определений религии, число которых, согласно подсчетам любителей статистики, достигает 75. Здесь Л.Я. Штернберг, как и ранее Э. Тэйлор, искал «минимум религии», в котором я считаю более правильным видеть не минимум религии как социального явления, а элемент структуры индивидуального сознания, необходимый и достаточный, чтобы утверждать наличие религиозной психологии.

Таковым элементом является чувство веры.

Об этом я буду говорить еще подробно в следую — щей главе. А пока, как говорится, «примем это на веру».

Но и другие формы сознания имеют свои «минимумы» в указанном понимании этого слова. Причем, в отличие от минимума религии, являющегося, как мы видели, иллюзией сознания, его «побочным продуктом», шлаком, всплывающим на поверхность неокрепшего сознания, три других минимума, постепенно развиваясь и совершенствуясь, обеспечивали человечеству путь его прогресса.

Минимумом науки является знание. Знание всегда результат познания, результат интеллектуальных психических процессов: ощущения, восприятия, мышления и памяти. Наука всегда является системой знаний и не терпит внутри этой системы противоречий. Знания проверяются практикой и всегда, в принципе, могут быть проверены повторными или дополнительными наблюдениями или экспериментами.

Минимумом морали является осознание норм взаимоотношения между людьми, ответ на вопрос, «что такое хорошо и что такое плохо».

Минимумом искусства является «эффект участия».

В конкретных явлениях общественной психологии, начиная от первобытного человека и по настоящее время, религия, наука, нравственность и искусство тесно переплетались. Ведь голова у человеческого индивидуума одна и сознание у него одно. Попытки «разложить по полочкам» эти четыре формы индивидуального сознания всегда могут быть только условны.

Одним из первых в истории кинофильмов, снятых братьями Люмьер, был фильм «Прибытие поезда». Когда появившийся в глубине экрана паровоз устремлялся на зрителей, все в зале вскакивали, спасаясь от него. Впечатление от нового вида искусства было усилено тем, что и паровозы были еще пугающей диковиной. Когда стала создаваться теория кино, появился термин «эффект участия». Другие называют это явление «эффект присутствия», но его суть от этого не меняется.

На стене пещеры нарисован медведь. 15–20 тысячелетий отделяют нас от времени, когда человек его изобразил, стараясь запечатлеть запомнившийся образ зверя, на которого он охотился и еще собирается охотиться. Французский археолог Эллена в 1938 году и немецкий археолог Маттес в 1957 году нашли изображения человеческих голов и фигурки животных, которым было значительно больше лет. Теперь «коллекция Маттеса» насчитывает несколько тысяч экспонатов. Но до сих пор еще не получено доказательств того, что они являются продуктами первобытного искусства, а не природными явлениями или случайными «отходами» при изготовлении орудий. Эллена умер в 1961 году, так и не дождавшись признания своих находок. Но если доводы Маттеса подтвердятся (а они кажутся вескими), то это будет значить, что искусство имеет почти такой же возраст, как и само человечество.