Василий Чибисов - Вся фигня – от мозга?!

Если проявились психосоматические проблемы, то, как правило, работают одновременно пассивная и слабая формы агрессии. На практике вы можете не париться над этими нюансами и ставить знак приближенного равенства между всеми «кривыми агрессиями». Все равно при психосоматике нам не дают возможность свою агрессию до конца реализовать. Ни слабую, ни сильную, ни пассивную, ни рефлексивную .

Итак, идем по новой цепочке психических защит. Здесь не меняется количество целей или объектов, а происходит, как сказал бы лингвист, «смена залога» с активного на пассивный и далее на возвратный. Но начинаем не с этого. А с чего? Правильно...

Начинается эта история в анальной фазе психосексуального становления субъекта, в годы первого детского садизма. Не пугайтесь, Фройд не имел в виду ничего такого. Первый опыт садизма мы получаем в раннем детстве, в тех играх со сверстниками, где необходимо что-то отнять, кого-то догнать, повалить на землю и, радостно повизгивая, добить лопаткой раненых. Проигравшая сторона не особо возражает против агрессии в свой адрес, воспринимая ее как часть игрового ритуала. До определенного момента, пока кого-нибудь в порыве игры не стукнут особенно сильно. Слезы, крики — и все участники игры замирают в недоумении, осознавая только что случившееся. Потом прибегают мамы, стоявшие до этого в сторонке и обсуждавшие достоинства своих мужей. И раздают профилактические подзатыльники и правым, и виноватым, и мимо пробегающим.

Так ребенок совершает открытие: оказывается, его неосторожные движения могут причинить кому-то боль. И за причинение боли общество сильно карает. Когда ребенок слышит слово «боль», особенно в контексте ответных мер («зачем ты мальчика ударил, мальчику больно, а если он тебя ударит»), он получает принципиально новую информацию.

Причинить боль — это не цель. Мы вообще не имеем врожденной склонности прогнозировать страдания других особей. Утвердить свою власть, получить телесный контроль, отнять, толкнуть, занять чужое место — вот цель. Все, что Мишель Фуко называл микрофизикой власти и с чем мы разберемся в последней главе.

В чисто садистическом влечении нет места самому субъекту. Объект и цель представляют другого человека. Объект — это состояние жертвы до удовлетворения влечения, когда жертва еще свободна и независима. Цель, соответственно, представляет уже подчиненную, подконтрольную жертву. «Жертва» — возможно, слишком сильно сказано, поэтому часто используется нейтральный термин «другой». Это существительное, а не прилагательное. Другой в значении «любой человек, кроме субъекта». (Первенство ошибочно приписывают Лакану, но уже у Фройда в психологии масс «другой» употребляется как самостоятельная категория).

Предположим теперь, что на агрессию накладывается внешний запрет. Объект никуда не исчез — это по-прежнему не пойманная жертва, свободная и слишком довольная жизнь. На что тогда действует запрет? На цель.

Цель ускользает от сознания, чтобы не искушать лишний раз и не вызывать у Сверх-Я чувства вины. Происходит вытеснение цели. Если объект сразу вытесняется следом — все хорошо, в бессознательном происходит фантазийное удовлетворение. Но если объект остался в сознании, он не может разрядить либидо в цель, которая сокрыта покровом бессознательного. Нужно срочно искать замену цели!

Б. Инверсия садизма

Как удачно тут подворачиваются уже знакомые представления Я, которые добровольно подставляются под удары либидо. Им не требуется особого приглашения, чтобы заменить собой потерянную цель. Замена чаще всего происходит в бессознательном и по законам бессознательного. Значит, не действуют никакие рациональные, логические или темпоральные ограничения. Цель была соседским мальчиком, которого запретили обижать? А теперь целью будет ваш собственный велосипед, который почему-то вдруг захочется пустить под откос (рис. 9.8).

Рис. 9.8. Цель влечения прячется в бессознательном. Либидо отражается от экрана и попадает в случайные представления

Выбор цели-заместителя случаен. Это значит, мы обязаны рассматривать сначала наиболее вероятный выбор. Все представления Я сейчас равноправны, любое можно выбрать с равной вероятностью. Сгруппируем эти представления по какому-то признаку. Например, такие, которые связаны с восприятием себя, своего тела, своей социальной роли, своих эмоций. Психика эгоцентрична, особенно это касается Я (даже название эгоцентричное). Поэтому выделенная группа будет занимать основную площадь поверхности Я. Фройд ввел для этой группы представлений специальный термин: Selbstgefühl или просто — самооценка (да, и это тоже Фройд придумал).

Итак, самооценка (или самость) становится целью для агрессии. Притом множественность самооценки игнорируется. Психика забывает, что самость состоит из множества представлений. Работает правило композиции (комплекс представлений тоже есть представление), поэтому теперь целью агрессии становится представление субъекта о себе (рис. 9.9). Не Я в целом и не отдельные элементы Я, а совершенно конкретная часть Я, содержащая самооценку субъекта. Объект влечения все тот же: представление жертвы до нападения (см. предыдущий пункт). Либидо идет от объекта к цели. То есть теперь жертва (объект) получает удовольствие, а самость (цель) подвергается агрессии!

Рис. 9.9. Либидо отражается от экрана и попадает в представления, которые являются частью самооценки (самости)

Так активный садизм превращается в свою пассивную модификацию — мазохизм. Это уже не первичный мазохизм, который объединяет удовольствие и страдание в рамках одного влечения (параграф 9.2). Это принципиально другой феномен, просто исторически получивший то же самое название (самозваные «последователи» Фройда предпочли не вникать в такие детали).

Желание подчинить (расчеловечить, уничтожить) никуда не делось. Часть Я специально изображает из себя не просто жертву, а подчиненную жертву, чтобы насладиться ощущением удовлетворенного влечения. Ощущения от перехода в фантазийную область только обостряются, потому что чисто соматической потребности в садизме у нас нет. Правило «представить значит сотворить» отрабатывает на полную катушку. Представить мы можем гораздо больше, чем сделать в реальности.

Чем этот механизм отличается от аутоагрессии и слабой агрессии? Направленностью и сохранением соотношения «один объект — одна цель», но это не главное. Принципиальное отличие в том, что садизм и его инверсия — до предела социальные явления. Их социальность — в активном использовании другого человека. Другому сначала навязывается роль агрессора, потом его еще увековечивают в сценической постановке Я. В отличие от слабой агрессии, которая нужна для самокопания, садизм является ключом к активной социальной позиции.