Скотт Адамс - Теория везения. Практическое пособие по повышению вашей удачливости

Но как я мог найти название своему состоянию, если два ухо-горло-носа, два специалиста по голосу, психолог, нейролог и мой терапевт не понимали, что это такое. Было только одно существо, которое оказалось умнее всех этих докторов вместе взятых: Интернет (да, это существо!).

Я открыл Google и попробовал набрать разные варианты слов, связанных с голосом.

Не нашел ничего для себя полезного. Поиск был слишком широким. И вдруг произошло нечто интересное. Это явление может быть знакомо людям творческих профессий, другие могли не сталкиваться с ним. Вдруг, из ниоткуда, в голове появились две совершенно не связанные между собой мысли — ни по теме, ни по времени, ни по расстоянию. Вдруг я вспомнил о своей проблеме с мизинцем несколько лет назад. Тогда я потерял над ним контроль. Теперь я потерял контроль над голосом. Могут ли эти две болезни быть связанными?

Я ввел в поисковик «голосовая дистония» по аналогии с фокальной дистонией, болезнью, связанной с рукой. Поиск выдал видео пациента, состояние которого называлось спастическая дисфония. Его голосовые связки непроизвольно смыкались на определенном звуке. Я посмотрел видео и узнал в точности мою ситуацию — пациент извергал обрубленные слова с прерывающимися слогами. Итак, я нашел название болезни — спастическая дисфония — и обнаружил, что она связана с другими формами дистонии. Как показали мои дальнейшие изыскания, если человек страдает от одной формы дистонии, часто к ней присоединяется и другая. (К счастью, дальше этого болезнь не прогрессирует.)

Я распечатал описание спастической дисфонии и показал доктору. Он направил меня к ухо-горло-носу, который в свою очередь направил меня к доктору в клинике Kaizer, у которого я еще не был и который, как оказалось, был специалистом именно в данном вопросе. Она попросила открыть рот и подтвердила мой диагноз за десять секунд. У меня был классический случай.

«Как мне вылечиться?» — прошептал я. «Никак», — таков был ответ.

Но я услышал другое. Оптимист во мне перевел эту мрачную новость так:

И я решил, что когда вылечусь от этой болезни, как-нибудь в любом случае расскажу об этом другим. Я бы не удовлетворился только тем, что совершил побег из этого заточения в тишине, я планировал сбежать, освободить своих сокамерников, пристрелить надзирателя и сжечь тюрьму.

Иногда я могу дойти до такого.

И это на удивление полезный настрой.

Стандартное лечение спастической дисфонии происходит следующим образом: доктор должен провести иглу, наполненную ботулиническим токсином (больше известным под торговой маркой Botox, через горло пациента спереди, в надежде ввести лекарство в область голосовых связок, которая расположена на его задней стенке. Врачу приходится сосредоточить весь опыт, смекалку и с помощью электроники найти нужную дозу и точно попасть в нужное место. Если все сложится, голос пациента может прийти в норму в течение нескольких недель и в течение еще нескольких недель нормально функционировать, пока ботокс не выведется из организма. Затем нужно снова его колоть. Эта процедура вызывает ужас, потому что игла такая толстая, что сначала нужна анестезия, иначе можно залезть на крышу от боли. Это кошмар.

Я пробовал несколько раз лечение ботоксом. Первого укола хватило на то, чтобы сказать «да» во время бракосочетания с Шелли, и это было замечательно, но через несколько недель он перестал действовать. Следующие уколы не имели даже такого эффекта. Дело в том, что каждая инъекция проходит по-разному, отчасти потому, что трудно учесть ту дозу ботокса, которая уже есть в организме, а отчасти потому, что игла каждый раз попадает в новое место. И доза всегда разная, ее или наращивают, или снижают. Получается, что лекарство работает, если в организме случайно оказывается нужная доза, которая действует около недели или около того, пока соотношение снова не изменится.

Большей проблемой было то, что ботокс не давал мне прочувствовать эффект другого метода, который я хотел опробовать. Я принял решение прекратить лечение ботоксом, чтобы самому добиться более стабильных результатов.

Я знал, что с ботоксом какое-то время я мог почти нормально разговаривать. Без него я был отрезан от жизни. Я лупил по мячу, которого не видел.

Если у вас талант мирового масштаба, вы, наверное, об этом знаете. Тогда родители с детства таскали вас по занятиям, чтобы развить этот талант. Но огромный талант — это такое исключение, что я предпочитаю не говорить о нем в этой книге. Я хочу обратиться к обычным способностям и комбинациям обычных способностей с примесью чего-то необыкновенного. Если у вас обычные способности, как понять, какие умения совместить, чтобы вышло что-то дельное? Это жизненно важный вопрос, потому что вам нужно сфокусироваться на том, что нужно.

Есть один полезный практический метод, как понять, к чему у вас талант, — это вспомнить, чем вы занимались с особым рвением до десяти лет. Существует сильная связь между тем, чем вы интересуетесь, и тем, что у вас хорошо получается. Люди тянутся к тому, что им комфортно, а комфорт способствует развитию таланта.

В моем случае я рисовал и чертил с того момента, как мог держать мелок в руках. Я не стал великим художником, но мой интерес к рисованию предзнаменовал мою карьеру. Разумеется, многие дети любят рисовать, но некоторые больше других получают от этого удовольствие. А я был в восторге. Я рисовал во время всех уроков на протяжении всего обучения. Я рисовал палкой на пыли. Я рисовал на снегу. Для меня рисование было необходимостью, а не выбором. Детские увлечения не гарантируют таланта в будущем. Но мои ненаучные наблюдения показывают, что люди рождаются с определенными предпочтениями. Эти предпочтения влияют на поведение, человек, скорее всего, захочет попробовать этому научиться. Последние несколько лет обсуждается исследование, в результате которого пришли к заключению: чтобы стать «экспертом» в любом деле, нужно практиковаться десять тысяч часов. Об этом пишет Малкольм Гладуэлл в своей книге «Секрет». Мало кто согласится вкладывать столько усилий в одно занятие. Но увлечения в раннем возрасте могут говорить о том, в каком деле ребенок проявит себя в будущем.

Еще один ключ к выявлению таланта — это умение рисковать. В последнем классе школы я часто рисовал смешные картинки, где учителя были представлены в ненадлежащем виде перед учениками. Я показывал их одноклассникам, мне нравилось их смешить, хотя я знал, что, если меня поймают, мне не избежать серьезного наказания. Я готов был идти на существенный риск из-за своего так называемого искусства, что очень контрастировало с моим обычным неконфликтным поведением. Обычно люди готовы серьезно рисковать, когда ожидают, что такой риск будет оправдан. Неприличные комиксы делали меня счастливым. Для меня риск был оправдан.