Мари-Франс Иригуайан - Моральные домогательства. Скрытое насилие в повседневности

Чаще всего жертвы начинают сопротивляться, когда могут наблюдать насилие по отношению к другому человеку или когда находят союзника или опору на стороне.

Расставание, если оно вообще возможно, всегда происходит по инициативе жертвы . Процесс освобождения от агрессора сопровождается горечью и чувством вины со стороны бывшей жертвы, так как извращенно самовлюбленные люди изображают из себя брошенных жертв и в этом находят новый повод для насилия. При разрыве отношений извращенные люди считают свои интересы ущемленными и становятся придирчивыми, пользуясь тем, что жертвы, стремясь поскорее закончить этот процесс, все еще готовы идти на любые уступки.

В семейной паре шантаж и давление осуществляются через детей, если они есть, или посредством судебных процедур, касающихся совместного имущества. В профессиональной среде нередко возбуждают дело против жертвы, которую всегда можно в чем-нибудь обвинить, например в том, что человек случайно унес домой какой-либо важный документ. В любом случае агрессор жалуется на то, что его интересы ущемлены, хотя на самом деле именно жертва теряет все.

Если жертве все-таки удается ценой собственных усилий окончательно разорвать отношения с агрессором, все равно нельзя отрицать драматических последствий прежней жизни, в которой жертва была низведена до положения вещи. Начиная с этого момента любое воспоминание или новое событие будет иметь другой смысл, связанный с приобретенным опытом.

Физическая удаленность от агрессора в первое время приносит жертве чувство свободы: «Наконец я могу вздохнуть свободно!» По прошествии шокового периода вновь появляется интерес к работе или активному досугу, любознательность по отношению к миру или к людям и другие чувства, до сих пор блокированные зависимостью от агрессора. Однако и здесь не обходится без трудностей.

Некоторые жертвы морального преследования выходят из него, лишь сохранив плохие воспоминания, с которыми они могут совладать, — в основном это случаи непродолжительного воздействия или насилие вне семьи. Многие испытывают неприятные моменты реминисценции травмирующих ситуаций, но мирятся с ними.

Попытки забыть чаще всего ведут к возникновению запоздалых психических или соматических расстройств, как если бы страдание жило в другом теле, а психика при этом была активной и недоступной влиянию агрессора.

Пережитое насилие может оставлять легкие последствия, которые практически не мешают нормальной общественной жизни. Психика жертв кажется невредимой, но при этом все же сохраняются менее специфические симптомы, такие как попытка утаить испытанную агрессию. Это может выражаться в общем беспокойстве, хронической усталости, бессоннице, головных (или других) болях, психосоматических расстройствах (артериальная гипертония, экзема, язва желудка или кишечника и т. д.) и особенно в зависимом поведении (булимия, алкоголизм, наркомания). Когда такие люди консультируются у терапевта, им предписывают симптоматические лекарства или транквилизаторы. Врач не может установить связь между испытанным жертвой насилием, так как она о нем не упоминает, и расстройствами, от которых она лечится.

Случается, что жертвы постфактум жалуются на неконтролируемую агрессивность, которая остается с тех времен, когда они не могли защитить себя, и которая также может быть интерпретирована как переданная агрессивность.

У других жертв развивается целый ряд симптомов, близких к посттравматическому стрессу по определению Управления естественных наук. Это определение приблизительно соответствует принятому у европейских врачей определению травматического невроза, изучение которого началось с исследования военного невроза во время Первой мировой войны [31] S. Ferenczi, «Psychanalyse des névroses de guerre (1918)», in Psychanalyse III , trad. fr., Payot, Paris, 1990. и которое особенно развивалось американцами, исследующими психическое состояние ветеранов вьетнамской кампании. Позже этот диагноз использовался для описания психологических последствий, вызванных природными катастрофами, вооруженными нападениями и изнасилованиями. По отношению к супружескому насилию этот термин стал использоваться сравнительно недавно [32] M. A. Dutton et L. Goodman, «Post-traumatic Stress-Disorder among Battered Women: Analysis of Legal Implications», Behavioral Sciences and the Law , vol. 12, 215–234, 1994. . Обычно термин «травматический невроз» не употребляют по отношению к жертвам нравственного извращения, он предназначен д ля людей, попавших в ситуацию, в которой под угрозой оказывалась их физическая безопасность или безопасность другого человека. Тем не менее генерал Крок, французский специалист по виктимологии, считает, что те, кому, угрожают, кого преследуют, на кого клевещут, являются психологическими жертвами [33] L. Crocq, «Des victimes psychiques», Victimologie , novembre 1994. . Такие жертвы, как и жертвы войны, находились в «осадном положении», которое вынуждает их постоянно быть настороже.

Нападки и унижения откладываются в памяти и вновь переживаются из-за возникновения интенсивных, повторяющихся образов, мыслей, эмоций, будь то днем (внезапные впечатления, напоминающие о неотвратимости идентичной ситуации) или же ночью (бессонница, кошмары). Жертвам необходимо говорить о событиях, которые их травмировали, но воспоминания о прошлом каждый раз вызывают психосоматические проявления, эквивалентные страху. В таком случае человек испытывает проблемы с памятью и концентрацией внимания. Иногда у жертв пропадает аппетит или, наоборот, возникает булимия, увеличивается употребление алкоголя или табака.

Если рассматривать более длительный отрезок времени, то боязнь противостояния агрессору и воспоминаний о травмирующей ситуации вызывают у жертвы уклончивое поведение. Человек вырабатывает стратегию, которая позволяет не думать о событии, вызвавшем стресс, и избегать всего, что может вызвать болезненные воспоминания. Подобная стратегия иногда влечет за собой резкое снижение интереса к некогда важным занятиям или снижение эмоциональности. В то же время сохраняются признаки нейровегетативных расстройств, таких как расстройство сна или чрезмерная бдительность.

Об этих болезненных воспоминаниях говорят почти все жертвы морального преследования, но некоторым удается избавиться от них, отдавая все свое время какой-либо деятельности, профессиональной или благотворительной.

Пережитое не забывается с течением времени, но может приносить меньше страданий. Но уверен ли человек в том, что через десять или двадцать лет он не почувствует отчаяние, когда перед ним возникает образ его мучителя? Даже если жизнь наладилась, эти воспоминания всегда могут причинить страдания. По прошествии лет все, что хоть как-то напоминает жертве о том, что ей пришлось испытать, обращает ее в бегство: травма развила в ней способность лучше других видеть извращенные элементы в каких-либо отношениях.