Андрей Ермошин - Фобии, утраты, разочарования. Как исцелиться от психологических травм

Когда я спросил Людмилу про ощущения, связанные с утратой, она сказала:

— Душу как будто вырвали.

Я попросил Людмилу прикрыть глаза и спросил ее:

— Где муж, по вашим ощущениям?

— В больнице…

Отвечая так, она отдает себе отчет, что не дает ему уйти, хотя надо его отпустить.

— Не могу, — говорит она. — Очень тяжело.

— Где ваша душа?

— Моя душа при муже, — ответила Людмила. — За 22 года души так переплелись!

Мы поговорили. Она отпустила мужа, насколько могла. Возник промежуточный образ, что он на кладбище, а ее душа маленьким огоньком светит перед табличкой на его могиле.

На второй встрече пациентка отметила, что силы вернулись в организм, но, разумеется, еще не в полной мере. С утра душа еще плакала, но днем стало поспокойнее. Людмила смогла выйти на улицу.

На этом сеансе она всё же решилась на то, чтобы дать мужу покой. Тем более когда-то они всё равно встретятся. Людмила позволила своей душе возвращаться в жизнь. В этом нет предательства памяти мужа, наоборот, верность общим ценностям.

Пациентка внутренним взором наблюдала его освобождение: он отдалился, а потом ушел за угол дома. Обычно этим путем она провожала его на работу. На том месте, которое муж занимал в ее сознании, осталось светлое пятно.

А вместе с этим ее тело наполнилось теплом, ноги окрепли.

Людмила сказала: «Вижу внука», в первый раз за последние месяцы улыбнулась и открыла глаза.

Теперь я хочу поделиться с вами своим собственным опытом.

У моей бабушки было четверо детей. Моя мама Елена была старшей, у нее был сильный характер. Одна цыганка описала ее так: «От природы умна и удала». По рассказам мамы, ее брат Алексей был очень и очень «удал». Его прозвище на деревне было — Линдада. Он был большой любитель пошутить. Например, однажды Алексей подложил кусок киселя своей сестре в карман платья, в котором она пошла на танцы. Раньше варили кисель густой, крепкий, который надо ножом резать. Кусок его трясется, если толкнешь… Именно такой объект обнаружила Лена в своем кармане, когда потянулась туда за носовым платочком. Представляю себе ее реакцию! Мама всегда отличалась любовью к чистоте вплоть до некоторой брезгливости.

Порядок для нее вообще очень много значил. «Не люблю искать и догонять», — часто приговаривала она.

Приписав себе один год, Алексей ушел в армию раньше положенного ему срока, хотел быть летчиком. Он им и стал. А в первые дни войны пропал без вести под Тарту.

До конца войны ждала бабушка вестей о сыне. Их так и не пришло. Она продолжила ждать даже после войны. Умерла она, так и не дождавшись… Эту потерю сильно переживала и моя мама.

Я родился и вырос уже в послевоенное время, но сцены, связанные с гибелью молодых солдат, всегда больно трогают меня. Бывает, я выхожу из комнаты, чтобы мои близкие не видели слез, если мы вместе смотрим какой-то фильм про войну.

Я закрываю глаза и спрашиваю себя, что я ощущаю в связи с тем, что Алексей ушел на войну и не вернулся.

Тянет в груди. Продолжается ожидание. Как его прекратить? Как смириться с утратой? Как будто существует незримая связь…

— Нужно тебя держать? — обращаю я мысленный вопрос к Алексею.

— Нет, мне уже нужно идти своим маршрутом.

— Светлая тебе память.

«Гвозди» выпадают из того места, к которому она была прикреплена. Пригвожденная душа освобождается и возвращается на место.

Также мне пришлось пережить смерть своих родителей. Отца я потерял в относительно раннем возрасте: мне было 16. А мама умерла, когда я был уже совсем взрослым.

Она ушла 25 января 2002 года, в возрасте 83 лет. Если мне как врачу, как человеку удалось сделать что-то благое в этой жизни, во многом я обязан этим ей. Ее генам, ее словам, ее поступкам.

Эти строчки, не претендующие на абсолютное совершенство формы, «написались моей душой» за несколько месяцев до смерти мамы, когда она была в больнице и стойко сносила все необходимые обследования. Мы общались, но я много был предоставлен сам себе, видел красоту летней природы, слышал щебет птиц, и одновременно сознавал, что смерть нашла причину, по которой неповторимый человек, неизменно любивший меня и любимый мною, должен уйти из жизни.

Это стихотворение было одним из этапов моей подготовки к ее уходу.

А началась эта подготовка давно. «Когда ни помирать, всё день терять, — слышал я от мамы с самых ранних лет. — Все там будем, только не в один день». В последующем я нашел у Даля и другие пословицы, которые без излишнего пиетета говорили о смерти. Из них мне запомнилась, например, такая: «Придет пора, турнет курносая со двора».

Еще за шесть с лишним лет до утраты мне приснился сон. Вокруг меня — бабушка по отцу, очень добрая, мягкая женщина, которая к тому времени уже умерла, моя сестра, очень похожая на бабушку по душевному складу, и другие любимые люди, обласкивают меня, угощают молоком, мочеными яблоками. И мне понятно, что это амортизация утраты. Моя мама умерла.

Этот сон приснился мне в Ямбурге, за Полярным кругом, в отрыве от большой земли, во время командировки продолжительностью в месяц. Сон отражал мой страх, что я не смогу поучаствовать в судьбе матери, если с ней что-то случится.

К счастью, моя мама успела гармонично завершить свою жизнь, простившись со всеми. «Из теплых рук», по ее собственному выражению, раздала остатки ценных вещей, от которых она начала освобождаться задолго до болезни. После ее ухода у близких не было никаких имущественных вопросов.

Ее отпевали в церкви. Гроб стоял там ночь и утро. С нею были те, кто хотел своим молитвенным участием разделить ее разговор с Богом. Свеча горела не только в моей руке, она горела у меня в сердце.

А расставание было «растянутым во времени».

Прошло уже немало дней с похорон, когда, будучи далеко от тех мест, в своем сознании я обнаружил себя в виде согбенной светлой фигуры сидящим у ее могилы… Тогда я понял, почему подобные фигуры, только из мрамора, ставят в качестве надгробий. Фигуры, сделанные из белого камня, повторяют своими очертаниями те, что сделаны из светлой материи души, и как будто замещают человека на его скорбном посту.