Оливер Сакс - Музыкофилия: Сказки о музыке и о мозге

Некоторые из моих знакомых, с которыми я веду переписку, сравнивают песни-паразиты с послеобразами, и поскольку я не понаслышке знаю и о первом, и о втором, я склонен согласиться с ними – я тоже вижу это сходство [88] термин «послеобраз» мы используем здесь в особом смысле, для обозначения гораздо более длительного эффекта, чем тот, который мы испытываем, взглянув на источник яркого света . После напряженного чтения данных ЭЭГ [89] электроэнцефалограммы в течение нескольких часов мне обычно приходится делать перерыв, потому что я начинаю видеть волнистые линии на потолке и стенах. Или если я провел весь день за рулем, то все эти поля, заборы и деревья будут потом очень долго мелькать у меня перед глазами, не давая уснуть ночью. После целого дня проведенного в лодке, я буду чувствовать качку еще в течение нескольких часов после того, как сойду на берег. И астронавтам, например, после недели, проведенной в условиях почти нулевой гравитации космоса, нужно время – привыкнуть к земному тяготению. Все это – простые сенсорные эффекты, суть которых сводится к сохранению активности сенсорных систем низкого уровня из-за их перегрузки.

Песни-паразиты, в отличие от них, это конструкции восприятия, созданные на более высоком уровне мозговой деятельности. И все же оба эти понятия – как песни-паразиты, так и сенсорные эффекты – являются подтверждением простой идеи: любые виды стимуляции, от волнистых линий на отчетах ЭЭГ до музыки и навязчивых мыслей, могут стать причиной повышенной активности мозга.

У музыкального воображения и музыкальной памяти есть характерные признаки, не имеющие аналогов в визуальной сфере, и это очень важно для понимания работы нашего мозга – музыку и изображения он обрабатывает по-разному. Музыка в этом плане находится в более выгодном положении, ведь визуальный мир нам приходится «создавать», и наша память – ее избирательный и личный характер – всегда влияет на наше визуальное восприятие, в то время как музыку мы воспринимаем в чистом виде, она уже существует. Визуальная или социальная сцена может быть создана и пересоздана сотнями разных способов, в то время как воспоминание о музыке всегда очень близко к оригиналу. Естественно, и музыку мы тоже слушаем избирательно, и наше настроение и интерпретация здесь тоже играют свою роль, но основные музыкальные характеристики – темп, ритм, контуры мелодии и даже тембр – все это попадает в мозг практически в неизменном виде.

И эта точность – эта способность музыки отпечатываться в нашем сознании вопреки нашей воле – играет решающую роль в том, что касается предрасположенности людей к разного рода патологиями, связанным с музыкальным воображением или памятью; сила музыки настолько велика, что иногда такие вещи случаются даже с относительно немузыкальными людьми.

Вообще, повторяемость – это одно из основных свойств музыки. Стихи, баллады, песни – все они полны повторов. Любая классическая композиция состоит из вариаций и повторов одной заданной темы, и все великие композиторы – мастера повторов. Колыбельные и песни для детей обычно имеют всего один припев или рефрен. Повторы привлекают даже нас, взрослых; мы хотим получать стимул и вознаграждение снова и снова, и музыка дает нам это. Наверно, поэтому не стоит удивляться или жаловаться, если наша чувствительность к музыке делает нас уязвимыми.

Возможно ли, что песни-паразиты - это, в некоторой степени, современный феномен, распространенный преимущественно в наше время? Хотя и несомненно, что песни-паразиты ведут отсчет своего существования с того момента, когда один из наших предков впервые дунул в «флейту», сделанную из кости животного, или начал вырезать узоры на коре упавшего дерева, очень важно, тем не менее, что термин «песня-паразит» вошел в употребление именно в последние десятилетия. Когда Марк Твен в 1870-х годах писал свои рассказы, музыки было много, но в те времена она еще не стала вездесущей. Нужно было приложить усилия, чтобы услышать пение [90] или поучаствовать в совместном пении – в церкви, на семейных праздниках, на вечеринках. Чтобы услышать инструментальную музыку, человек [91] если, конечно, у него не было пианино или любого другого инструмента дома должен был идти, опять же, в церковь или на концерт. Но с появлением возможностей звуко- и видеозаписи, радиотрансляций все радикально изменилось. Музыка стала звучать отовсюду, ее количество за последние десятилетия увеличилось на порядок, и теперь мы окутаны непрестанным музыкальным фоном, где бы мы ни оказались, хотим мы того или нет.

Многие сегодня подключены к «Айподам» и целыми днями слушают любую музыку на свой вкус, совершенно забыв об окружающем мире – те же, кто не подключен к «Айподам», обречены бесконечно слушать музыку, звучащую повсюду с оглушающей громкостью: в ресторанах, барах, магазинах и спортивных залах. Этот шквал музыки оказывает сильное давление на исключительно чувствительные слуховые системы в нашем мозгу; и перегрузка этих систем может привести к тяжелым последствиям. В их числе – все более широкое распространение проблем со слухом, даже среди молодежи и особенно среди музыкантов. Другое следствие – это вездесущие и раздражающие песни-паразиты и навязчивые мотивы, которые без спросу вторгаются в наше сознание – такие мотивы могут быть бессмысленными, не более чем, например, темой из рекламы зубной пасты, но при этом избавиться от них совершенно невозможно.

В декабре 2002 года я консультировал Шэрил С., умную и добрую женщину 70-ти лет. В течение более чем пятнадцати лет миссис С. страдала от прогрессирующей глухоты вследствие поражения слухового нерва, и теперь она полностью потеряла слух.

За несколько месяцев до этого она научилась читать по губам и использовать сложные слуховые аппараты, но потом ее слух внезапно стал ухудшаться. Ее отоларинголог предложил пройти курс лечения преднизоном. Миссис С. постепенно увеличивала дозу и в течение недели чувствовала себя хорошо. «Но потом, – рассказала она, – на седьмой или восьмой день – к тому моменту моя доза составляла 60 миллиграммов – я проснулась среди ночи от чудовищного шума. Ужасный, отвратительный звук, похожий на грохот вагонетки или звон колоколов. Я заткнула уши, но это не помогло. Звук был такой громкий, что мне хотелось выбежать из дома». Сперва она подумала, что это пожарная машина остановилась где-то неподалеку, но, выглянув в окно, она увидела, что улица пуста. И только тут она поняла, что шум – в ее голове, и что она впервые в жизни испытывает галлюцинацию.

Примерно через час грохот сменила музыка: мелодии из «Звуков музыки» и песня «Michael, Row Your Boat Ashore» [92] «Майкл, греби к берегу» – три-четыре такта той или другой мелодии повторялись в её голове с оглушающей мощностью. «Я прекрасно понимала, что никакой оркестр не играет неподалеку, что музыка – внутри меня, – говорила она. – Я боялась, что схожу с ума».