Оливер Сакс - Музыкофилия: Сказки о музыке и о мозге

Эти свойства – мгновенная вспышка, возбуждение и бесконечно повторяющееся самовоспроизведение – являются характеристиками эпилептических припадков [134] [135]

Они предполагают некоторые формы устойчивых, неподавляемых электрических возбуждений в в нейронных сетях мозга, отвечающих за восприятие музыки. Наверное, не случайно, что такие лекарства как габапентин [136]иногда помогают при лечении пациентов с музыкальными галлюцинациями..

Многие виды галлюцинаций, включая музыкальные, могут возникать в тех случаях, когда чувства и системы восприятия в мозгу не имеют достаточной стимуляции. Обстоятельства должны быть экстремальными – подобные сенсорные депривации редко случаются в обычной жизни, но они могут возникнуть, если, скажем, человек на несколько дней погрузится в полную тишину и молчание. Дэвид Оппенгайм, профессиональный кларнетист и декан университета, написал мне в 1988 году. Ему было 66, и у него были некоторые проблемы с восприятием звуков на высоких частотах. Несколько лет назад, писал он, он провел неделю в монастыре, глубоко в лесу где он принимал участие в буддистской практике "сэссин", которая включала глубокие медитации по девять и более часов в день. Через два-три дня он начал слышать слабую музыку, он решил, что это просто туристы поют песни где-то в отдаленном лагере. В следующем году он вернулся и снова услышал отдаленное пение, но вскоре музыка стала громче и разборчивей. «На этой высоте музыка довольно громкая, - писал он. – По характеру это оркестровое произведение, постоянно повторяющееся. Это всегда медленные пассажи из Дворжака и Вагнера… эта музыка совершенно не дает мне медитировать».

Я могу проиграть в голове музыку Дворжака, Вагнера, кого угодно, когда я не медитирую, но я не "слышу" её так, будто она звучит извне… но вот во время "сэссина" я слышу её.

Навязчивое повторение одного и того же репертуара, снова и снова, день за днем… «Внутреннего» музыканта невозможно остановить но им можно управлять… мне удалось, например, выкинуть из головы «Хор Пилигримов» из оперы Вагнера «Тангайзер», я заменил его на медленную мелодию из моей любимой 25-й Симфонии Ля Мажор Моцарта, потому что обе композиции начинались с одинаковых интервалов.

Не все его галлюцинации состояли из знакомой музыки – некоторые из них он сам «сочинил»; но, добавил он, «я никогда не сочиняю музыку в повседневной жизни. Я использовал это слово, чтобы подчеркнуть, что хотя бы одна композиция в моей голове не была фрагментом музыки Дворжака или Вагнера, – это было что-то новое, то, что я каким-то образом выдумал». Я уже слышал нечто подобное от моих друзей. Джером Бранер рассказал мне, что когда он в одиночестве плыл под парусом через Атлантику, и выдавалось несколько спокойных дней, когда делать было особо нечего, иногда он «слышал», как классическая музыка «"постепенно разливается по всей воде".

Майкл Сандю, ботаник, тоже недавно написал мне о том, как впервые попробовал себя в роли мореплавателя:

«Мне было двадцать четыре года, я был членом команды, нас наняли, чтобы доставить парусное судно. Мы находились в море в общей сложности двадцать два дня. Это было очень скучно. За первые три дня я прочел все книги, которые взял с собой в плавание. Было совершенно нечем заняться – разве что смотреть на облака или дремать. День за днём полный штиль, так что мы запустили двигатель и бездельничали, двигаясь со скоростью в несколько узлов в час со спущенными парусами. Я лежал на палубе или на скамье в каюте, уставившись в плексигласовый иллюминатор. И вот, в течение этих долгих-долгих дней полнейшего безделья я испытал несколько музыкальных галлюцинаций.

Две из них начались с монотонных и неумолкаемых звуков, производимых двигателем судна. Еще – жужжание «холодилки» [137]и свистящий шум такелажных снастей на ветру. Каждый из этих звуков превратился в нескончаемое инструментальное соло. Превращение в музыку происходило так, что в итоге изначальные звуки и их источники как бы отходили на второй план, и я лежал там в состоянии летаргии долго-долго, просто слушая то, что казалось мне потрясающей и прекрасной музыкой.

Лишь насладившись каждой композицией в этом сновидческом состоянии, я понял где на самом деле находится источник шума. Звучание инструментов само по себе было довольно занимательно, потому что все это было не похоже на то, что я обычно слушаю ради удовольствия. Дребезжание "холодилки" звучало как виртуозное гитарное соло в стиле хэви-метал, натиск натянутых струн, усиленный "искажателем". Свист такелажных снастей на ветру принял форму высокогорных шотландских волынок с разноголосым гудением и необычной мелодичностью. Эти виды музыки были мне знакомы, но я бы никогда не стал слушать их намеренно.

Примерно в то же время я стал слышать голос отца, зовущий меня. Насколько я знаю, ни один из звуков не мог послужить причиной такой галлюцинации [138].

***

Хотя Колман в 1984-м году писал конкретно о "Галлюцинациях в состоянии ясного сознания, связанных с локальными заболеваниями органов чувств…", как в широких кругах публики, так и среди врачей долгое время сохранялось мнение, будто "галлюцинации" означают психоз или серьёзное органическое расстройство мозга [139]

Нежелание врачей замечать общую распространенность феномена «галлюцинаций в ясном состоянии сознания» до 1970-х годов, возможно, было продиктовано отсутствием достаточного количества знаний о том, каким образом подобные галлюцинации проявляются; в 1967-м году, Джерзи Конорски [140], польский нейрофизиолог посвятил несколько страниц своей работы «Интегративная деятельность мозга» [141]проблеме «физиологического базиса галлюцинаций». Конорский не спрашивал «почему мы испытываем галлюцинации?», он поставил вопрос иначе – пошел от противного: «Почему мы не испытываем галлюцинации все время? Что сдерживает их?». Он предположил наличие динамической системы, которая, писал он, «может генерировать восприятия, образы и галлюцинации… механизм, создающий галлюцинации, встроен в наш мозг, но запускается он лишь в исключительных случаях».

Конорски собрал доказательства – в 60-е они были слабыми, но сейчас выглядят безоговорочно – доказательства того, что есть не только афферентные связи, ведущие от органов чувств к мозгу, но и «ретро» связи, ведущие в обратном направлении. Подобных ретро связей может быть меньше, чем афферентных, и в нормальных обстоятельствах они неактивны. Но, Конорски чувствовал, что они создают основные анатомические и физиологические предпосылки, ведущие к появлению галлюцинаций. Но тогда что сдерживает этот механизм в нормальном состоянии? Решающий фактор, предполагал Конорски, это сенсорная информация, которую мозг получает от глаз, ушей и других органов чувств, такая информация в нормальных условиях подавляет обратный поток активности со стороны высших отделов коры головного мозга на периферию.