Андрей Курпатов - Развитие личности. Психология и психотерапия

Зигмунд Фрейд, например, отождествил всю психическую сферу человека с понятием личности, что, конечно, далеко не так. Языковая игра, порожденная отсутствием ясного понимания понятия «личности» как результата частного процесса социализации, привела к тому, что бессознательное было определено им через противопоставление «социального» и «асоциального», [20]что неправомерно сузило понятие бессознательного. Вопрос о бессознательном куда сложнее психоаналитической трактовки. Если бессознательное гомогенно, а это так, поскольку оно не гештальтированно, то мы имеем дело с тем, что не является собственно продолжением (или началом) сознательного, но непосредственно «прилежит» к нему и, видимо, несет определенные его качества, что, впрочем, тоже далеко не очевидно.

Следующую экспансию в этом направлении проделал Карл Юнг, который насытил бессознательное некими содержательными «архетипическими» структурами и декларировал осознание этих комплексов как процесс развития личности, что не может не вызывать определенного удивления. Конечно, бессознательное имманентно целостно, гомогенно и неотграниченно. Все, что мы видим как некое «нарушение» функционирования бессознательного, – это нарушение данной целостности. Теория принципов наглядно демонстрирует, что целостность нарушается двумя механизмами – попытками разделить ее (например, мы усваиваем, что «это» можно делать, а «это» нельзя, поскольку «оно» аморально) и отграничить (например, когда в представлении, в идее мы уже достигли результата, отождествились с ним, а на деле этого не происходит, мы «отграничиваемся» от реальности). Таким образом, становится понятно, что вопрос – в восстановлении этой целостности, ее сохранении, удержании, а не о новых интеллектуальных построениях «около предмета», чем так основательно занимается психоанализ.

Все сказанное позволяет нам усомниться и в основном психотерапевтическом методе психоанализа, а именно в феномене терапевтической «интерпретации». Обычно, рассуждая теоретически, говорят об «анализе», проводимом в процессе психоаналитической терапии. Однако на самом деле происходит не столько «анализ» полученного на кушетке материала, сколько его «интерпретация», [21]а это разные вещи. Да и как иначе можно назвать процесс увязывания чрезвычайно разрозненного индивидуального психологического материала под эгидой одной теоретической концепции? Вопрос же о достоверности интерпретации – один из самых сложных в методологическом смысле.

Интерпретация проистекает из содержания мировоззренческого багажа, а не от некой эфемерной «объективности» наших суждений. Вот мы читаем: «Результаты исследований Вюрцбургской школы противоречат теории отражения и были подвергнуты глубокой критике советских ученых…» – чисто абстрактный конструкт (теория отражения) позволяет отбросить не только выводы, но и данные реальных исследований! Другой важный инструмент интерпретативной дифференцировки – это наш собственный опыт (знание о пережитом). Вряд ли когда-то сойдутся в своих выводах психиатр, переживший экспериментальный психоз, и психиатр, не имевший такого опыта. В науке не существует просто данных, точно так же как и в психике нет «просто информации». Что в таком случае «интерпретация»? А что останется от психоанализа, если он откажется от «интерпретации»?

Впрочем, психоанализ и так благополучно уйдет в историю, поскольку кардинальным образом изменился стиль жизни современного человека, его мышление, мир, который его окружает. Технологизация, «сексуальная революция», психоделический бум, переориентировка современного человека в «ценностях», сближение культуры с массовой культурой, новое отношение к Богу, сближение мировоззрений Востока и Запада, безумный темп жизни выбили почву из-под идеологии психоанализа. Он дорог, долог и сравнительно малоэффективен, по крайней мере первые годы… А «кто из русских не любит быстрой езды»? В России «долго запрягают», но это вовсе не означает, что любят этим заниматься, тем более если приходится за это платить. В этом смысле все благоприятствует успешному житью-бытью в России разнообразных «психологических монстров».

Вспомните тот резонанс, который произвела психология Карнеги в умах наших соотечественников… «Карнегизация всей страны» – это основной психологический лозунг рубежа 80-90-х годов. У всех на памяти примеры хаббардовской дианетики-саентологии, сект Муна и Белого братства. Механизмы такого воздействия просты и изощренны одновременно, но все они поражают свою жертву подспудно. Поэтому человек, оказавшийся под влиянием соответствующих организаций, уверен в том, что «ничего страшного не случилось», а даже наоборот. В то время как все его близкие и родственники наперебой утверждают, что его как будто «подменили» и что «он теперь не тот, прежний – беззаботный и живой, а какая-то бездушная машина» и т. п.

«Дьявол играет на человеческих пороках», а таковыми считаются деньги, власть, гордыня. Хаббард сделал ставку на деньги и власть. А с «Богом» или нет?.. Это, право, не имеет никакого значения, разве что с «Ним» приятнее. Другие предпочитают пробуждать гордыню, говоря об «избранности» участников секты, об их «посвященности». А ведь предлагается действительно почти что лучшее – любовь к себе, поддержка и одобрение в любом начинании. Помилуйте, кто ж от такого откажется?! Да и цену требуют небольшую – полностью довериться и от чего-то, не самого главного, отказаться. Сейчас мы часто поражаемся тому, как можно было так беззаветно верить идеалам коммунизма, когда вся реальность со всей своей неприкрытой очевидностью свидетельствовала об обратном. Существуют достаточно простые механизмы идеологического (в самом широком смысле этого слова) воздействия, и, к сожалению, они не только известны, они еще и используются.

За счет своей относительной дешевизны весьма популярна ныне групповая психотерапия. Вопрос о групповой работе вообще нуждается в конкретизации. Нет сомнений в правоте того утверждения, что группа сама по себе терапевтична, это действительно так, но ее эффект ситуативен. Только единицы совершают в ней личностное развитие, причем и то лишь только в том случае, если эта работа грамотно организована специалистом высокой квалификации. Но ведь под групповой психотерапией понимают и терапию – такую, как личностно-ориентированная (реконструктивная) психотерапия и группы эмоциональной поддержки (это разнообразные системы от «групп встреч» до организаций анонимных алкоголиков, а также группы социологического толка, психологические тренинги и т. п.).

Таким образом, мы должны говорить в русле групповой психотерапии или о собственно групповой терапии и преследовать соответственно психотерапевтические цели, или о системе психологической поддержки (такие встречи должны происходить регулярно, как в группах встреч Карла Роджерса, и с определенной периодичностью, как в церкви). Но психологическая поддержка и психотерапия – это все-таки разные вещи. Те минусы, которые Карл Роджерс приписывает методу групповой психотерапии (в его понимании), порождены тем, что к методу психологической поддержки в группе предъявляются требования терапии. Если же определиться в терминах, то подавляющее большинство этих «минусов» можно будет просто снять. И метод поддержки, и метод терапии в группе – важны и эффективны. Но «свойство терапевтичности», которым обладает группа сама по себе, не есть психотерапия. Тут разница как у подорожника с антибиотиком. Практика показывает, что психотерапевтический эффект у групп поддержки нестойкий. Человек выходит после четырехдневной групповой работы окрыленным и сильным, но состояние мимолетно, такой эффект мы просто не имеем права назвать терапевтичным.