Юрий Щербатых - Семь смертных грехов, или Психология порока для верующих и неверующих

Я помню, как в Лувре был удивлен целыми толпами туристов, мчавшихся по залам музея с вопросами: «Где здесь Мона Лиза?» и «А где стоит Венера Милосская?». Эти «знатоки искусства» не обращали никакого внимания на другие замечательные произведения, находящиеся в Лувре. Им нужно было просто «отметиться» у этих шедевров, подобно тому, как собачка отмечается у столба. Толпа в этих двух залах была такой плотной, что пробиться к Джоконде или Венере, чтобы сфотографироваться рядом, не представлялось возможным. Тогда они поднимали фотоаппарат над головой и почти наугад делали снимок, который с гордостью будут показывать дома. Понятно, что качество такой фотографии вряд ли приблизится к репродукции, но демон гордыни получал свою жертву и на время прекращал зуд тщеславия.

Тщеславие умаляет все у других и увеличивает все у себя. В этом оно роднится с завистью.

Пышность погребальных обрядов не столько увековечивает достоинства мертвых, сколько ублажает тщеславие живых.

Франсуа де Ларошфуко Хвастовство– неумеренное восхваление чего-нибудь своего, своих достоинств. [39]

Хвастовство – самостоятельное качество характера, но чаще всего оно вплотную примыкает к тщеславию. Конечно, в жизни встречаются и бескорыстные хвастуны-импровизаторы, которые врут, как говорится, из любви к искусству, потому что не могут не преувеличивать своих достоинств. Однако чаще всего именно тщеславие толкает человека на приукрашивание себя и своих дел. Ранее в русском языке существовал почти утраченный ныне термин «бахвальство», который обозначал безудержное, откровенное хвастовство, в котором фантазий и эмоций было больше, чем дальновидного умысла. Такая форма лжи не приносит особого вреда окружающим, а порой даже развлекает их. Особенно часто бахвальство встречается у людей с развитым воображением, в частности у писателей. Примером могут служить эпизоды из биографий Гоголя и Тургенева.

Оказывается, скромный и где-то даже застенчивый Гоголь не чуждался рекламы, более того – рекламировал себя, как мог. В своей первой поэме «Ганц Кюхельгартен» Гоголь как будто от лица издателей расхвалил свое произведение и в частности так написал о себе: «Мы гордимся тем, что по возможности споспешествовали свету ознакомиться с созданием юного таланта». Критика весьма прохладно встретила первый литературный опыт юного дарования, а журналисты безжалостно высмеяли как поэму, так и предисловие. Тогда уязвленный Гоголь объехал все книжные лавки, забрал у книгопродавцев свое творение и сжег все книги. Позже Гоголь еще не раз подобным образом пытался себя расхвалить – как бы от лица посторонних людей. Когда он готовил к изданию «Арабески», то написал издателю: «Пожалуйста, напечатай в «Московских ведомостях» об «Арабесках» в таких словах: что теперь, дескать, только и говорят везде об «Арабесках», что сия книга возбудила всеобщее любопытство…»

«В 1832 году, – рассказывает Вересаев, – уже автором «Вечеров на хуторе близ Диканьки», Гоголь приезжает в Москву и в подорожной своей делает подчистку: вместо «коллежский регистратор» (один из самых мелких чинов, меньше прапорщика) пишет: «Коллежский асессор» (равный майору в табеле о рангах). [40]И это с той целью, чтоб под таким чином фигурировать в списке приехавших, публиковавшемся в «Московских ведомостях». Ну, чем не Хлестаков?». В 1833 году Гоголь уверял Пушкина, будто три года назад ему, безвестному молодому человеку двадцати с небольшим лет, помощнику столоначальника в Департаменте уделов, предлагали профессорскую кафедру в Московском университете. «Это, – комментирует Вересаев, – вроде того, как Ноздрев уверял, что руками поймал за задние ноги зайца…»

Авдотья Панаева – гражданская жена Н. А. Некрасова, в своих воспоминаниях приводит ряд эпизодов, свидетельствующих о большой склонности Тургенева к хвастовству. Она пишет: «Тургенев не раз мне рассказывал о своей поездке за границу и рассказал о пожаре на пароходе, на котором он ехал из Штеттина. Причем, не потеряв присутствия духа, успокаивал плачущих женщин и ободрял их мужей, обезумевших от паники. Я уже слышала раньше об этой катастрофе от одного знакомого, который тоже был пассажиром на этом пароходе, да еще с женой и маленькой дочерью. Этот знакомый рассказал мне, как один молоденький пассажир был наказан капитаном парохода за то, что он, когда спустили лодку, чтобы первых свезти с горевшего парохода женщин и детей, толкал их, желая сесть раньше всех в лодку. Он надоедал всем жалобами на капитана, что тот не разрешает ему сесть в лодку, причем жалобно восклицал: “Умереть таким молодым!” Когда я однажды этому знакомому показала всех своих друзей на слушание оркестра, он удивленно воскликнул: “Боже мой, да это тот самый молодой человек, который и кричал: “Умереть таким молодым”. Я была уверена, что он ошибся, но меня удивило, когда он прибавил: “У него тоненький голос, что очень поражает в первую минуту при таком большом росте и плотном телосложении”. Я все же немного сомневалась, а через некоторое время имела случай убедиться, что Тургенев способен к вранью или как говорили иногда – к импровизации.

Как-то когда мы шли темным вечером домой, нам нужно было перейти дорогу. В это время из ворот, которые ведут из вокзала в город, неожиданно выехала карета. Сделалась большая паника общество дам и кавалеров разделилoсь на две части: одна успела перебежать дорогу, а другая осталась с нами, и одна дама очень громко вскрикнула в ужасе, перебегая дорогу. Карета проехала, и мы спокойно продолжали свой путь. На другой день я шла в толпе по аллее; впереди меня шел Тургенев с дамами и рассказывал им, что он вчера спас какую-то даму, которую чуть не задавила карета. Он остановил лошадей, когда с дамой сделалось дурно, и он на руках перенес ее и передал кавалерам, которые рассыпались в благодарностях за спасение их дамы. Когда я стала стыдить Тургенева, зачем он выдумал такую небылицу, то он мне ответил, улыбаясь: “Надо же было чем-нибудь занять своих дам”».

Обидчивость.Обидчивый – легко обижающийся, склонный видеть обиду, оскорбление там, где их нет. [41]

Священник Александр Ельчанинов указывает на близость чувства обиды и гордыни. Он считает, что так как все в этой жизни определяет Господь, то обижаться ни на кого нельзя, так как получается, что мы обижаемся на Него. Отец Александр пишет: «Кто-то нас не понял, не правильно воспринял наши слова или наговорил на нас то, чего не было, или зло пошутил над нами, а нам это не нравится, очень не нравится – наше «я» протестует. А против кого? Кто привел этого человека к нам и создал ситуацию, которая не нравится? Все ситуации создает нам Господь в зависимости от того, как мы установили отношения с Ним. Значит, обижаясь, мы выражаем свой протест Богу, несогласие с Его действиями, то есть опять на первом плане наше гордое «я».