Филип Зимбардо - Эффект Люцифера

Подавив сопротивление Сержанта, Хеллман возвращается к тощему мстителю, заключенному № 416. Он приказывает ему выйти из карцера и сделать 15 отжиманий: «Только для меня, и быстро».

№ 416 опускается на пол и начинает отжиматься. Но он настолько слаб и сбит с толку, что это вряд ли можно назвать отжиманиями. Он просто поднимает поясницу.

Хеллман не верит своим глазам. «Что он делает?» — кричит он с возмущением.

«Вертит задницей», — отзывается Барден.

Лендри выходит из своего полусонного состояния и добавляет: «Ему приказано было отжиматься».

Хеллман кричит: «Это что, отжимания, № 5486?»

№ 416: «Наверное, господин надзиратель».

«Нет. Это не отжимания».

Джерри-5486 соглашается: «Если вы так говорите, значит, это не отжимания, господин надзиратель».

Барден вставляет: «Он вертит задницей, разве не так, № 2093?»

Сержант кротко соглашается: «Как скажете, господин надзиратель».

Барден: «Что он делает?»

№ 5486 подчиняется: «Он вертит задницей».

Хеллман заставляет Пола-5704 продемонстрировать № 416, как нужно отжиматься.

«Видишь, № 416? Он не вертит задницей. Он не пытается трахнуть пол. Делай правильно!»

№ 416 пытается отжиматься так же, как № 5704, но не может, у него не хватает сил.

Барден делится своими соображениями: «Ты что, не можешь держать спину прямо, № 416? Ты как будто катаешься на американских горках».

Хеллман редко использует прямую физическую агрессию. Он предпочитает давить словами, сарказмом и изобретательными садистскими играми. Он всегда точно знает, каковы границы роли охранника — он может импровизировать, но не должен терять контроль над собой. Но сегодня слишком много проблем. Он стоит рядом с № 416, лежащим на полу и пытающимся отжаться. Хеллман приказывает ему отжиматься медленно. Потом он ставит ногу ему на спину и давит вниз. Все остальные, кажется, удивлены этим физическим насилием. После нескольких отжиманий «крутой» охранник убирает ногу, приказывает № 416 вернуться в карцер, с громким лязгом хлопает дверью и запирает ее.

Наблюдая за этой сценой, я вспоминаю рисунки заключенных Освенцима, изображающие нацистских охранников в той же позе: наступив на спину заключенного, который отжимается от пола.

Барден кричит № 416 через дверь: «Если ты не ешь, у тебя не будет сил, № 416». (Я подозреваю, что Барден начинает жалеть этого тщедушного парня.)

Наступает звездный час охранника Хеллмана. Он произносит маленькую проповедь: «Надеюсь, вы, ребята, получили урок. Не надо нарушать приказы. Я не приказываю ничего, что вы не можете выполнить. У меня нет поводов вас обижать. Вы здесь не потому, что являетесь образцовыми гражданами, сами знаете. Меня тошнит от всяких лицемерных заявлений. Кончайте немедленно».

Он просит Сержанта оценить его небольшую речь, и Сержант отвечает: «Думаю, это была хорошая речь, господин надзиратель».

Хеллман подходит к нему вплотную и снова нападает: «Как ты думаешь, ты — лицемерная ханжеская задница?»

Сержант отвечает: «Как скажете».

«Ладно, подумай об этом. Ты — лицемерная ханжеская задница».

Все начинается сначала. Сержант отвечает: «Я такой, каким вы хотите меня видеть, господин надзиратель».

«Я тебя никаким не вижу, ты такой и есть».

«Как скажете, господин надзиратель».

Хеллман снова ходит вдоль строя заключенных, требуя повторить его слова, и все повторяют.

«Он — лицемерная ханжеская задница».

«Лицемерная ханжеская задница, господин надзиратель».

«Да, лицемерная ханжеская задница».

Восхищенный согласием заключенных, Хеллман говорит Сержанту: «Сожалею, четверо против одного. Ты проиграл».

Сержант отвечает, что важно лишь то, что он сам о себе думает.

«Ну, если ты так думаешь, значит, у тебя очень большие проблемы. Ты потерял ощущение реальности, того, что происходит на самом деле. Ты живешь в иллюзорном мире, вот что ты делаешь. Ты меня достал, № 2093».

«Сожалею, господин надзиратель».

«Ты такой лицемерный ханжеский ублюдок, что меня от тебя тошнит».

«Сожалею, если доставил вам беспокойство, господин надзиратель».

Барден заставляет Сержанта наклониться и коснуться руками пальцев ног, чтобы не видеть его лица.

Последнее, чего должен достичь Хеллман в своем сражении с заключенными, — уничтожить любое возможное сочувствие к несчастному № 416.

«К сожалению, нам всем приходится страдать, потому что некоторые просто не понимают, что делают. У вас здесь есть хороший друг (показывая на дверь карцера ). Он проследит, чтобы у вас сегодня не было одеял».

Хеллман объединяется с заключенными против общего врага, № 416 — из-за его голодовки пострадают все.

Барден и Хеллман выстраивают четырех заключенных в ряд и велят им сказать спасибо заключенному № 416, сидящему в темном, тесном карцере. Все делают это по очереди.

«Почему бы вам не поблагодарить заключенного № 416?»

Все хором повторяют: «Спасибо, № 416».

Но дьявольский дуэт охранников все еще недоволен. Хеллман командует: «Теперь идите сюда, встаньте рядом с дверью. Я хочу, чтобы вы поблагодарили его кулаками».

Заключенные один за другим бьют кулаками по двери, повторяя: «Спасибо, № 416!» Возникает громкий, резонирующий звук, еще больше пугающий бедного № 416, сидящего в одиночестве в темноте.

Барден: «Вот это да, вот это действительно жестко».

(Трудно понять, злятся другие заключенные на № 416 за все эти лишние страдания, просто выполняют приказы или выражают таким образом раздражение и гнев на издевательства охранников.)

Хеллман показывает, как сильно нужно стучать в дверь; для верности он делает это несколько раз. Сержант оказывается последним, и на удивление кротко подчиняется. Когда он заканчивает, Барден хватает его за плечи и сильно прижимает к стене. Затем он приказывает заключенным вернуться в камеры и говорит своему шефу Хеллману: «Все готовы к отбою, офицер».

Я вспоминаю классический фильм о тюрьме на юге США, «Хладнокровный Люк», откуда я позаимствовал образ зеркальных темных очков, которые носят охранники и сотрудники тюрьмы, чтобы создать ощущение анонимности. Сегодня вечером охранник Хеллман сочинил сюжет, способный конкурировать с лучшими сценариями о природе тюремной власти. Он придумал творческий и поистине дьявольский сценарий, согласно которому его власть способна создать целую новую реальность — ведь он может предоставить заключенным иллюзорное право наказывать одного из своих товарищей.

Свет гаснет, заключенные находятся в камерах, № 416 остается в одиночке. На двор опускается зловещая тишина. Хеллман забирается на стол, стоящий между карцером и нашим пунктом наблюдения, из которого мы ведем видеозапись, — она позволяет видеть целиком разворачивающуюся драму. Главный охранник ночной смены прислоняется к стене, скрещивает ноги в позе лотоса. Он похож на Будду, одна рука свешивается между ногами, другой он опирается на стол. Хеллман — портрет власти на отдыхе. Он медленно поворачивает голову из стороны в сторону. Мы замечаем его длинные бакенбарды, спускающиеся к подбородку. Он облизывает полные губы, тщательно подбирает слова, и говорит с нарочито протяжным южным акцентом.