Михаил Веллер - Социология энергоэволюционизма

Не пятнадцать детей от женщины, а тысячу! По примитивной арифметике — человек стал в сто раз плодовитее (это вариант самого ограниченного подсчета по отделяющимся созревшим яйцеклеткам).

Пробирки, термостаты, инкубаторы, лаборатории, — технические подробности здесь непринципиальны и будут постоянно совершенствоваться.

…………………….

Что бы ни делал человек — а в результате человечество приходит ко все бо́льшим свершениям.

Замечание на полях:

Проблема падения рождаемости отнюдь не нова в истории цивилизаций. Она принимала отрицательный, угрожающий характер еще в Древнем Риме периода расцвета — расцвета, а не упадка! об упадке вообще говорить не приходится. И придумывались в Риме специальные законы, направленные на увеличение рождаемости, принимались меры социального поощрения, деньги из бюджета выделялись дополнительно — за рождение детей и на их воспитание. Не хотели римлянки рожать, хотели жить в благополучии и для собственного удовольствия. А в провинциях с рождаемостью было все в порядке, плодились исправно. Ничего нового, а?

Что произошло в итоге с процветающим Римом? Натюрлих.

Да еще в библейской истории об исходе евреев из Египта упоминается, что фараон был обеспокоен здоровой плодовитостью евреев при неважной рождаемости у египтян, и решил выправить опасный крен репрессивными мерами: если повысить рождаемость египтян было не в его силах, то урезать еврейское потомство он средства имел. Великий Египет подходил к закату своего могущества…

Автоматический природный регулятор всегда втыкался в колеса преуспевающей цивилизации. Как бы образовывался дисбаланс в распределении энергии сообщества: больше в производство-потребление и преобразование мира через осмысленные действия — меньше в простую биологическую экспансию.

На высоких этапах развития цивилизаций биология всегда являла свое подчиненное положение по отношению к природопреобразующему разуму. Мол, и так слишком много всего можете-делаете, размножаться вам уже необязательно.

С этого и возникали представления о «старых» и «молодых» народах, угасании жизненной энергии, деградации генофонда и т. д.

Задолго до Шпенглера и Тойнби с их теоретическими анализами люди знали — всегда знали, собственно, тут и знать нечего, — что для приличного, перспективного поселения нужно такое место, где есть вода, и лес неподалеку не повредит для охоты, строительства и топлива, и морской берег для сообщений удобен, и кусок равнины нужен для пашни, и горы не повредят от соседей перекрыться на всякий случай. Вот цивилизации и возникали на совмещении двух или более ландшафтов: все государства Средиземноморья — это море, пашня, лес или тростник, обычно — гора для крепости; славяне — река, лес, пашня; и т. д. Средь бескрайней степи или сплошного леса много не наковыряешь.

А что означает разнородный ландшафт? Это означает его повышенную (по сравнению с однородным) энергетичность — то есть возможность его перемен уже самой природой, возможность произведения природных работ: степь зарастет лесом — или наоборот, лес отступит перед степью; море смоет и захватит берег — или наоборот, море обмелеет и берег наступит вперед; река пересохнет — или размоет огромное русло, ветвленую пойму. Разнородность и энергетичность — это ведь отчасти синонимы: одно может сравняться с другим, при этом происходит определенная работа, и система видоизменяется внутри себя в сторону уравнивания, однородности, энтропия ее увеличивается, а энергия, частью своей произведя изменение, уменьшается. Разнородный ландшафт в этом смысле подобен заряженной батарее с ее разностью потенциалов на полюсах, а однородный — разряженной батарее: потенциалы полюсов равны, и, считай, ничего она не может.

Если прибавить климатическую разность времен года и разницу дня-ночи в температуре и влажности, то энергетичность ландшафта становится еще понятнее и очевиднее.

По-простому получается так: разнородный ландшафт дает человеку больше возможностей. Начиная с того, что у него есть великая возможность произвольного маневрирования своей энергией в любом направлении, называемая свободой: хошь землю паши, хошь лес вали, хошь корабли строй, скот паси, по морю плавай. А разность занятий — это разность потенциалов цивилизации: растет ее энергетика!

Энергетика человека подключается к энергетике ландшафта — и тогда получается прущая энергетика цивилизации; вот к чему мы гнем.

Народы однородного ландшафта — степи, гор, тундры, джунглей — ничего круто цивилизованного создать не смогли. Глупы, вялы? — отнюдь: и сметливы, и горячи бывают. Условия не позволяют? — Верно, можно так сказать. Но к чему эти условия сводятся в целом? — К низкой энергетичности ландшафта. Хоть тепло хоть холод, хоть степь хоть джунгли — нет разности потенциалов. Ни в тундре, ни в горах — не дернешься, выбор не сделаешь, туда-сюда не побегаешь из одного в другое, и к возможности изменения ландшафта не подключишься — нечего в нем изменять. Только вписываться, приспосабливаться. Пасет чукча оленя, а горец — барана, вот и вся любовь.

Конечно, есть «торговля — двигатель прогресса». Торговая связь — это как проводок от одного аккумулятора к другому: ток течет, разность потенциалов образуется, народ однородного ландшафта становится частью энергетической системы, самим своим наличием повышая ее энергетику.

Конечно, есть «Вызов-и-Ответ»: ландшафт должен иметь некоторую суровость, оказывать человеку некоторое сопротивление, чтоб тому надо было покумекать и потрудиться, чтоб выжить; а то в райских условиях и трудиться незачем, и думать. Европейцы на Таити часто «объедались лотоса»: на фига работать, если и так приятно.

Конечно, есть и обратный предел: на вулкане не очень проживешь, хотя энергии в нем полно.

Но главным остается: именно разнородный ландшафт уже сам по себе «изготовлен» и «заряжен» для самопреобразования — и человек использует эту заряженность, подобно тому как использует для плавания судна энергию стекающей в реке воды.

Человек, можно сказать, способствует выделению энергии, уже содержащейся в разнородном ландшафте. Эта энергия ложится одним из оснований начала и развития цивилизации.

А далее по мере развития цивилизации ландшафт «вырабатывается»: сводятся леса, истощается почва, мелеют водоемы — это обычно называется «хищническим уничтожением природы» — и отжившие цивилизации оставляют по себе пейзажик, где энергией не подзарядишься; но это уже история известная и понятная. Что и сопровождается, заметим, падением рождаемости и ослаблением государства.