Алексей Андреев - Магия предпринимательства. Русские традиции делоуправления

Бредень — это невод, своего рода сеть с большим карманом посередине. Ее не ставят, как обычные сети, а волокут за концы, так что рыба сбивается в карман, который называется мотня. Находящиеся по бокам от мотни полотна сети называются крыльями. Крылья привязываются к шестам, которые называются коновцы. Тянущие за коновцы зовутся коновчанами. Поскольку бродят с бреднем обычно вдоль берега, то ближний к берегу коновчанин зовется береговой, а дальний от берега — забродящий. Во всяком случае так это все называлось на Верхневолжье.

Задача — поймать рыбу. Для этого бредень, который бывает от десяти до пятидесяти метров, растягивают от берега в глубь реки или озера, выворачивают мотню так, чтобы она тянулась вслед за бреднем, и тянут бредень вдоль берега, пока не посчитают, что пора вываживать. Обычно это расстояние в сотню-другую метров. Оно называется тоня.

Вытаскивать бредень с рыбой на берег значит тониться, то есть делать тоню. Получается, что тоня — это как бы улов, который сначала плавает в воде, и его надо собрать, пройдя определенное расстояние, затем он оказывается в мотне, и его надо вытащить на берег, а потом он оказывается в мешке или корзине. И тогда говорят: хорошая или плохая тоня.

В каком-то смысле понятие тоня пересекается по значению с понятием спорость. Это своего рода урожайность определенного участка реки, как спорость — урожайность определенного участка поля.

Итак, задача, как кажется, проста: двое должны взять бредень за коновцы, растянуть в глубь реки (обычно мы ловили на Волге под Юрьевцем), тянуть бредень вдоль реки метров на сто-сто пятьдесят, а затем затониться на удобном местечке, чтобы выбрать из бредня улов.

Рассказать все, что происходило при этом с инструкторами, невозможно. Отсутствие взаимодействия каждый раз было просто патологическим. Причем настолько, что над нашей артелью стоял сплошной мат, как он обычно и стоит над любой рыболовецкой артелью.

Отличие было только в том, что там матерятся все, а у нас матерился только я один, как преподаватель науки взаимодействия.

Любой слушатель Училища народной культуры, прошедший курс народной психологии, знает, что матерная брань никогда не вылетает зря. Она всегда предельно точна и появляется тогда, когда у кого-то отсутствуют инструменты разума, должные лежать в самом его основании. Основание разума, состоящее из простейших образов-истот, — это тот самый первичный образ мира, который называется материк. Поэтому появление мата, матерной брани (можно назвать материковой бранью) всегда свидетельствует о том, что у кого-то материк ущербен и его восполняют. Иначе говоря, в разуме человека, которого бранят, отсутствуют образы простейших взаимодействий с миром или людьми. Как говорили старики, они выморожены, превратились в мразь. И их надо восстановить, для чего требуется растопить эту замерзшую грязь огнем ярости.

Сплошная матерная брань говорит о том, что действие, которое требуется сделать, которое задумано и принято всеми сообща к исполнению, просто недоступно, потому что у людей отсутствует хоть какая-то возможность его выполнять. Выполнить действие, не имея его образа, — не в человеческих силах.

И тем не менее, страна, вся покрытая толстенным облаком матерной брани, как-то живет, и дела как-то делаются...

Если вспоминать наши первые рыбалки с бреднем, приходишь к очень обнадеживающему выводу: дело, которое задумано, делается само, делается назло и в противоречие, и супротив тому, что делают люди, взявшиеся за него. Если глядеть со стороны, то люди делают все, чтобы не было взаимодействия, и рыба не ловилась. Но рыба обманывает людей и ловится! И если бы бог не был так заботлив, и не кормил нас насильно, мы бы даже не передохли, мы бы просто не родились! Все-таки надежда еще есть!..

Не буду перечислять всего, приведу в качестве примера «деятельность» двух ректоров наших учебных заведений: Федорыча — бывшего ректора Училища, и Доуля — ректора Школы управления при «Авалоне». (Прозвища не расшифровываю.)

Федорыч был недееспособник коммунистический. То есть пылепускатель. Он очень любил занимать руководящие должности, но так боялся участвовать в работе, где бы выявилась его неспособность обучаться новому, что просто ненавидел ловить рыбу и отрабатывать взаимодействие. Каким-то чудесным образом он постоянно оказывался с корзиной, а не с бреднем, хотя с нами ходили мальчишки, которые могли бы носить улов. Каждый раз, когда приходила его очередь взяться за коновец и показать людям, как изучать новое и что такое взаимодействие, он оказывался на берегу, полностью одетым-обутым и, как последний из холопов на барской охоте, нагруженным и корзиной с рыбой, и всей нашей одеждой, которую он незаметно отбирал у мальчишек.

Когда же я решил сам не идти на рыбалку и назначил старшим Федорыча, артель так и не вышла на реку, пока я не погнал ее пинками на рассвете.

После этого Федорыч поболел психологически несколько месяцев и ушел из Училища на полтора года. Попытка изучить взаимодействие оказалась для него разрушительной.

Доуль представлял из себя другой тип недееспособного человека — недееспособник комсомольский или старательный. Он никогда ни от чего не отказывался и всюду готов был быть первым и самым трудолюбивым.

Хуже этого бывает только самоубийца, каким всегда выступал у нас директор канадского отделения «Авалона» Сапиенс. Тот просто бросался на косу, когда мы изучали косьбу, или пытался сам влезть в бредень вместо рыбы, чтобы утонуть или быть избитым.

Доуль старательно и даже жертвенно брался за все, что велели. Как обычно идет ловля? Рыбаки растягивают бредень вглубь. Забродящим (он же заводящий) идет тот, кто повыше, чтобы опустить дальний коновец как можно глубже. В общем-то он должен идти по самому краю доступной ему глубины и всегда немного впереди берегового, чтобы отсекать мористым крылом бредня рыбу от «моря», как это называется.

В десятке-другом метров от намеченного места тонения заводила-бригадир, идущий по берегу, дает знак вываживать, то есть завершать тоню на этом месте. После этого знака Береговой начинает притормаживать, а заводящий по широкой дуге режет воду по направлению к месту тонения, где стоит заводила. Если артель велика, то остальные, их называют ботальщики, разделяются на две части. Меньшая перекрывает водное пространство от берега до берегового, чтобы рыба не проскочила, но ведут себя не очень шумно. Остальные же начинают подрезать воду навстречу заводящему, одновременно ботая по воде, чтобы загнать рыбу в мотню.

Затем по одному-два человека дополнительно хватают коновцы и помогают коновчанам быстро вытащить невод на берег. При этом очень важно еще в воде свести как можно плотнее нижние концы коновцов так, чтобы волокущиеся по дну струны (веревки, на которые насажены крылья бредня) оказались соединенными, и рыба не выскакивала снизу. При таком соединении весь бредень оказывается как большой кошель, выход из которого только сверху, через струну с поплавками.